Руки Орлака

– Да, но затем, собравшись с мыслями, она признала, что второй, возможно менее громкий, чем первый, мог быть своего рода эхом этого первого или же звуком хлопнувшей двери. Но проведенный эксперимент свел на нет предположение об эхе, и было неясно, как одна из дверей могла хлопнуть, если обе были заперты на ключ.

– Стреляли практически в упор, не так ли? – спросил Жером. – Что до самого орудия убийства, то преступник унес его с собой во время своего… дьявольского исчезновения?

– Так точно. В отсутствие конкретных улик следствие, вынужденное работать в области логики и психологии, задалось вопросом, кому была выгодна смерть моего дяди. Рассматривалась даже версия самоубийства. Но он был человек сдержанный, простой и справедливый и не имел врагов; ничто не было украдено; самым ценным, что осталось после смерти моего дяди, были его труды; никто впоследствии не заявлял своих прав на наследство. Выходило так, что раз уж убийца не мог ни войти, ни выйти, то никакого убийцы и не было, но так как орудие, причинившее мгновенную смерть, исчезло, то и о суициде говорить было нелепо.

– У вашего дяди не было никаких личных проблем? – спросил Жером, дождавшись, пока прислуживавший за обедом слуга отойдет.

– Ни малейших. На моей свадьбе, которая состоялась немногим ранее, он был одним из самых веселых гостей. Я женился на своей кузине.

– На его дочери?

– Нет. На дочери тети от ее первого брака.

– Вы говорите: «…был одним из самых веселых». И однако же, вы только что описывали его как человека сдержанного.

– Да, это так. Но в тот день он был очень весел. На дознании об этом многие упоминали.

– Этого я не забыл, – сказал Жером.

– Ах! Так вы тоже… – пробормотал господин Вантюрель, бледнея. – Вы тоже… Но тогда… раз уж самоубийство невозможно…

– Полагаю, – заметил Жером, – покойный господин Феликс Вантюрель умел обращаться с молотком, плоскогубцами и отверткой, когда ему доводилось иметь с ними дело…

– Разумеется.

– У него был револьвер?

– Тот единственный, который у него был, он потерял.

– Когда?

– Не знаю. Он сказал мне об этом в день свадьбы, в самом начале.

– Какой калибр?

– Это так и не удалось выяснить. Он и сам, полагаю, этого не знал.

– Вы говорили, что в тысяча восемьсот девяносто восьмом году эту стену до самого потолка закрывали полки. Как ваш дядя добирался до самых верхних?

– Он пользовался небольшой библиотечной лестницей на колесиках.

– Люстры тогда тут не было?

– Нет. Только переносная электрическая лампа, стоявшая на письменном столе.

– И этот письменный стол располагался на том же месте, что и обеденный стол, за которым мы сейчас находимся?

– Да, на том же самом. А я сейчас сижу там, где сидел мой дядя.

– Эта люстра очень тяжелая, – задумчиво произнес Жером. – Он предвидел ее появление. Неплохо потрудился, раз уж она так хорошо держится…

Вернулся слуга. Я и господин Вантюрель, затаив дыхание, смотрели на комиссара с мольбой во взгляде, но тот дождался, пока слуга уйдет, и лишь затем, указав на центр розетки, образовывавшей подвеску с большим крюком, на котором висела люстра, сказал:

– Револьвер там, наверху. Благодаря системе пружин или резинок револьвер подняло туда вместе с отстегнутой подвеской, которую сила отдачи «вернула» наверх, на ее крючки, с тех пор недоступные. Именно этот звук удара госпожа Вантюрель и приняла за второй выстрел.

На следующий день, вскрыв пол верхней комнаты, мы обнаружили револьвер господина Феликса Вантюреля, лежавший в центре розетки и прикрепленный к толстым резинкам, которые от времени уже начали усыхать.

Эта комната была спальней нашего хозяина. На стене в ней висел портрет очаровательной женщины, которую он потерял в молодости. Ее красивые большие глаза, казалось, согласились с Жеромом, когда господин Жан Жак Вантюрель, выглядевший совершенно растерянным, спросил, что ему теперь следует сделать в плане уведомления органов правосудия, а мой шеф твердо ответил:

– То же, что сделаю и я сам. Ничего.

1934

Нежданный фотограф

Далеко дело не зашло, однако в какой-то момент мне показалось, что одна моя знакомая девушка обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы составить счастье мужчины вроде меня. Я тут же поспешил спросить у моего шефа, окружного комиссара Жерома, что он думает о женитьбе в целом и в частности – с позиции сыщика.

Он не стал ходить вокруг да около и заявил мне, что, на его взгляд, полицейскому жениться не следует.

Приведенный в замешательство его ответом – я-то надеялся услышать совсем другой, – я попросил его объяснить такую позицию. Но по моему расстроенному виду, по выступившему на моих щеках румянцу он, видимо, понял, что мой вопрос был вызван личными мотивами, и заметно смутился.

– Видите ли, – пробормотал он, опустив взор, дабы скрыть свое замешательство, – наша профессия столь опасна…

– Хм! Полагаю, патрон, вы пытаетесь утаить свою мысль…

– Я вас уверяю, мой дорогой Гайяр…

– Лучше скажите, я вас умоляю, почему вы так и остались холостяком? Неужели для того, чтобы применить на практике только что заявленный вами принцип?