Руки Орлака

Странная жизнь, о которой, несмотря ни на что, мечтает столько людей во всем мире! Но у нас речь пойдет о запахе, и ни о чем более.

Итак, как-то вечером, часов в шесть, Матиас Шторк вернулся домой вместе со своим соседом по лестничной площадке, неким Рене Жибером. Этот молодой человек имел те же привычки, что и Шторк, так что, познакомившись у рулетки и осознав общность вкусов, два игрока подружились и теперь вместе ужинали в каком-то крошечном ресторане крошечной столицы.

Матиас Шторк в тот день был доволен судьбой: ему улыбнулась удача. Открыв одно из выходивших на море окон, он облокотился на подоконник и теперь смотрел вдаль, на тот уголок бескрайнего пространства, что виднелся в просвете между строениями и деревьями.

Внезапно он нахмурился, сделал глубокий вдох, повернулся и окинул взглядом комнату, словно ожидая вдруг увидеть там что-то или кого-то.

Он снова принюхался, пошмыгал носом…

– И что это может быть? – пробормотал он сквозь зубы.

Он провел рукой по лицу, растерянно огляделся. Но запах исчез.

Очень едкий, очень неприятный запах.

«Вот же вбил себе в голову!.. – подумал Матиас. – Уже запахи чудятся! Это ж надо быть таким идиотом!..»

Тем не менее он сел и до самого ужина о чем-то размышлял.

Во время трапезы Рене Жибер заметил его озабоченный вид.

– Что с вами? – спросил он. – Не сочтите меня бестактным…

– Спасибо, я в полном порядке, – ответил Матиас.

Но спустя минуту-другую сказал:

– Вы никогда не слышали об обонятельных галлюцинациях?

– О чем о чем? – переспросил Жибер.

– Ну… иногда ведь бывает, не правда ли, что людям кажется… будто они чувствуют тот или иной запах. А ничего нет – совсем ничего.

– А! Вот оно что! – сказал Рене Жибер. – И с вами тоже такое случилось?

Матиас Шторк покраснел:

– Я не говорил, что это случилось со мной.

На этом все и закончилось – в тот раз.

Но через день запах вернулся. И потом опять возвращался, временами: порой он висел в воздухе несколько минут, порой исчезал почти тотчас же. Матиас теперь поджидал его появления с тревогой и, когда чувствовал запах, принюхивался к нему так, словно он, этот запах, являлся предвестником чего-то нехорошего.

Все такой же резкий. Едкий. Раздражающий.

Как-то утром, когда запах царил в квартире, Матиас, немного поколебавшись, все же решился – стремительно сбежал по лестнице и попросил хозяйку меблированных комнат мадам Костелли подняться на минутку к нему.

Запах все еще витал в воздухе.

– Чем это пахнет? – поинтересовался Матиас.

– Даже не знаю, мсье Шторк, – ответила мадам Костелли, поморщившись. – Но, так или иначе, пахнет весьма дурно.

– Вы когда-нибудь путешествовали? – неожиданно спросил он.

– О! Я вообще ни разу не покидала Монако, мсье Шторк.

– Ну, главное – запах вы чувствуете. Именно это мне и требовалось выяснить. Значит, это не галлюцинация. Так-то гораздо лучше!

– А уже ничем и не пахнет, – заметила хозяйка квартиры.

– Ба! Я все же найду причину этого феномена… Пока же – большое спасибо, мадам Костелли. Вы очень любезны.

Но спустя неделю Рене Жиберу, когда они были в ресторане, пришла в голову глупая мысль перевести разговор на призраков и различные явления обитателей потустороннего мира. Матиас Шторк выслушал его без единого слова, бледный и казавшийся более рассеянным, чем следовало бы.

– Вы сами-то откуда будете? – спросил вдруг Шторк.

– Из Эны. А почему вы спрашиваете?

– Ха! Из Эны. А вы жили когда-нибудь в деревне?

– Ну разумеется! В детстве проводил там каникулы. Но к чему все эти…

– Да так… чтобы поддержать разговор.

– Да вам просто не нравятся истории о призраках! – сказал Рене Жибер, рассмеявшись наиглупейшим, на взгляд Матиаса, образом.

Прошло еще сколько-то дней, и вот наконец настало двадцатое июня.

В этот день, двадцатого июня, Матиас Шторк проснулся ни свет ни заря. Дерганый, мрачный, он расхаживал взад и вперед по квартире, выкуривая одну сигару за другой, и зажег несколько ароматических свечей, от которых исходил сильный запах. Стрелки настенных часов неумолимо бежали вперед от горячего дуновения времени.

– Выйти? – пробормотал Матиас. – Нет, я хочу… хочу узнать.

Пробило одиннадцать. Он вздрогнул и начал втягивать в себя воздух.

Почти тотчас же распространился запах, перебивая терпкость табака и сладковатый аромат восточных благовоний.

Подойдя к открытому окну, Матиас перегнулся через подоконник в сторону окна соседа и хриплым голосом позвал:

– Мсье Жибер, вы не заглянете ко мне на минутку?

– Сей момент, – ответил Жибер, удивленный и встревоженный.

Он вошел с вопрошающей миной.

– Вы не скажете мне, что это за запах? – спросил Матиас.

– Черт возьми! Конечно скажу: это запах мякоти свеклы.

– Ну да, точно, – прошептал Матиас.

Он рассмеялся, но смех его тут же угас, и он опустился, буквально упал на стул – оторопевший, мертвенно-бледный.

Рене Жибер положил руку ему на плечо.

– Тот самый запах, который стоял двадцатого июня тысяча девятьсот тридцать первого года в одиннадцать утра, – сурово произнес он. – В эту минуту, ровно два года тому назад, ты совершил свое преступление.