Руки Орлака

Видите ли, мы – мсье Дарже и я – прекрасно понимали, что вы признаетесь в убийстве, когда решите, что стои́те на пороге смерти. И когда мой секретарь в письме сообщил мне, что вы часто едите грибы, я тут же и приехал, уже зная, что мне захватить с собой.

В силу профессии, Реюник, мы стали неплохими психологами. Кстати, мсье Дарже, моего секретаря, в действительности зовут Жерар, тогда как я – окружной комиссар Жером… Жерар, сходите, пожалуйста, к ближайшему телефонному аппарату и известите жандармерию.

1934

Что произошло

– Готовы выслушать очередную историю? – спросил меня Жером. – В этот раз я попробую изобразить из себя литератора.

* * *

Стоя на коленях на толстом старом розовом ковре, примерщица подравнивала подол юбки английского дамского костюма. Ее напряженное гибкое молодое тело чуть расслабилось, пока она снимала с Милены мерку.

Милена, неподвижная и отрешенная, смотрела прямо перед собой, в одно из тех высоких зеркал, которые повторяли ее стройный и прямой стан, льняную юбку серо-бежевого цвета, прозрачную кремовую блузку и медно-красные стружки ее шевелюры.

– Ну вот! – сказала примерщица, бдительным взором проверив свою работу в зеркале.

Она распрямилась привычно легко. Другая примерщица, слегка улыбнувшись, протянула Милене жакет от костюма-тройки.

– Если мадам изволит надеть…

Славная и верная Камилла Тьерс, знавшая всех парижских модисток и портних, скромно сидела на стуле в углу со взглядом, преисполненным обожания и глубочайшей покорности.

– Кхм! Кхм! – произнесла Милена, вложив в это легкое покашливание как можно больше любезной насмешливости.

– Действительно, – признала портниха со сконфуженным видом. – Примите наши извинения, мадам. Даже не знаю, как так вышло. Этот жакет ужасен.

Она тут же схватила ножницы, висевшие у нее на поясе на двойном черном шнурке, и приблизила их к пройме, намереваясь начать распарывать.

– Постойте, мадемуазель Берта, – сказала Милена.

Примерщица послушно отошла в сторону.

Милена, иронично усмехаясь, разглядывала себя в зеркале, одетую в неудачный жакет со слишком широкими, слишком длинными и плохо пришитыми рукавами.

– Камилла, – сказала она, – я тебе вот такая ничего не напоминаю?

Едва она произнесла эти слова, как вошла владелица ателье – слащавая, улыбающаяся, если можно так выразиться, с головы до ног.

– Посмотрите, мадам Леско! – возмутилась примерщица. – Жакет мадам Винель. Какой ужас!

– Ах!.. – удрученно пробормотала мадам Леско. – Тысяча извинений, мадам!

– Я тебе вот такая ничего не напоминаю, Камилла? – повторила Милена, по-прежнему находясь во власти какой-то мысли.

– Нет, – ответила Камилла Тьерс, заинтригованная и удивленная.

Милена снова улыбнулась.

– Можете распарывать, мадемуазель Берта, – сказала она.

Мадемуазель Берта приступила к работе, с предельной тщательностью подправляя, пришпиливая булавками рукава. Милена стояла совершенно неподвижно. Мысли ее витали где-то далеко, это было особенно заметно по той застывшей улыбке, которая продолжала слегка кривить ее губы, покрытые яркой помадой.

– Надеюсь, мадам Винель нас простит, – промолвила мадам Леско, поворачиваясь к Камилле Тьерс.

– Ну разумеется, разумеется, – сказала Милена, не покидая страны грёз или, скорее, воспоминаний.

Больше она ничего не сказала. Примерка закончилась в тишине. Милена и ее спутница вышли в сопровождении как никогда услужливой мадам Леско, распрощавшейся с ними лишь у дверей.

Лакей, одетый в безупречную ливрею, поспешил открыть им дверцу автомобиля, сверкавшего на солнце своим никелевым и лаковым покрытием.

– Возвращаемся домой, Альбер, – сказала Милена своему шоферу.

Думаю, излишне напоминать вам, что промышленник Смит Сэмсон, друг Милены, поселил ее в мраморном дворце на авеню дю Буа.

– И что теперь? – спросила Камилла Тьерс.

– Теперь – ничего. Я немного устала. Хочу отдохнуть. Ты мне больше сегодня не нужна, душенька. Альбер отвезет тебя, если хочешь.

– Конечно хочу. До свидания, Милена. Но все-таки… что ты хотела сказать мне – там, у мадам Леско? Ты спросила, не напоминаешь ли ты мне…

– Да я уже и не помню. Просто о чем-то подумала.

Когда Камилла уехала, Милена медленно прошла через вереницу очаровательных и пышных комнат. Следом за ней, потявкивая, семенили несколько пекинесов. Она была в восхитительном и пикантном, как какая-нибудь остро́та, платье – последнем творении модного кутюрье. К ней подошла горничная, вся в шелках и батисте, хорошенькая – как с картинки.

– Какой туалет мадам наденет для обеда?

– Мне все равно. Пусть будет зеленый.

– Какой именно зеленый, мадам? Миндаль, цвета нильской воды или мох? – спросила красавица-служанка с веселой почтительностью.

– Мне все равно. Пусть будет миндаль.

Милена по-прежнему улыбалась – загадочной улыбкой.

– Что у вас? – произнесла она, увидев приближающегося с большим букетом синих чайных роз слугу.

– Мсье распорядился доставить вам эти цветы.

– Отнесите в студию. Там, на рояле, есть подходящих размеров белая ваза.

Она нежно провела рукой по лепесткам роз, сверкнув жемчужинами своих перстней и кораллового цвета ногтями.