«Я прекрасно знаю, что они фальшивы, – ответил ему юноша самым любезным тоном. – Настоящие – внутри. Их даже слышно, если приблизить ухо, как мадам позволила мне сделать в танце».
И то была истинная правда. Жемчуг графини Вольгофф был весьма хитроумно спрятан в грубых имитациях. Можно ли было придумать лучший тайник?
– Конечно же нет! – сказал я Жерому. – Но вы говорили, дорогой комиссар, что лично видели гнев Леонара. Вы что, при этом присутствовали?
– Ну еще бы! – промолвил Жером. – Я и был этим наивным юношей.
Протокол
– Если вас это не затруднит, – сказал мне Жером, – вы не могли бы чуть сбавить скорость?
– Без проблем, дорогой друг! Мы даже остановимся, если вам это нужно.
– Ну давайте! На пару минут. Вы – сама любезность. Чуть дальше, если можно. Напротив вон того фонаря. Мне нравится снова бывать в тех местах, где со мной случались те или иные приключения… Вот здесь, как сейчас, помню…
Такими словами мой старый друг и я обменивались несколько месяцев тому назад, в одно погожее апрельское утро. Я вез Жерома на машине на юг Франции, и в час, о котором идет речь, мы объезжали по внешнему бульвару один из городов этого региона, стремящихся к порядку и спокойствию, о которых всегда мечтаешь, когда ведешь машину по запруженным транспортом улицам.
Бульвар был широким. Со стороны города вдоль него стояли частные дома, окруженные садами. С другой стороны растянулось нечто вроде общественного парка, не слишком красивого.
Жером вышел из машины. Сунув руки в карманы, он проницательным взглядом осматривал то место, которое пожелал снова увидеть: шоссе, просторный тротуар, обсаженный двумя рядами платанов, решетку ограды, где над воротами значился номер «35».
– Да, это здесь, – промолвил Жером. – Все произошло напротив номера тридцать пять.
Я уже присоединился к нему, обрадовавшись возможности размять ноги.
– Я ехал вон оттуда, – сказал он, вытягивая руку, – от моста Сен-Марсель. А те – с другой стороны, от Гекленских ворот, которые мы только что миновали.
Я терпеливо ждал, пока Жером мысленно закончит воспроизводить обстоятельства какого-то происшествия. Лицо его озаряла загадочная улыбка. Наконец он с непринужденным добродушием взял меня под руку и начал рассказывать:
– Было чуть за полночь. Чудесная сентябрьская ночь: безлунная, но звездная. Здесь все спало, фонари освещали лишь двух ажанов, которые прохаживались под деревьями вдоль решетки ограды. В такой вот декор я и въехал спокойно на скромном стареньком торпедо[137], многие годы служившем мне верой и правдой. Рядом со мной была одна знакомая вам личность.
– Ваш секретарь?
– Дама, мой дорогой друг, дама.
– Даже не представляю, кто бы это мог быть, – пробормотал я, порядком заинтригованный.
– Пока что вам это знать и не нужно.
В общем, мы неспешно ехали, когда я заметил перед нами, на повороте, свет фар, а затем и сами фары машины, летевшей на полной скорости. Я, как и положено, придерживался своей стороны, но тот автомобиль как мчался посередине дороги, так и продолжал мчаться. Тогда я забрал правее, едва не задев тротуар.
Разумеется, я переключил фары на ближний свет. Но летевшее мне навстречу авто свои на ближний свет не переключило и ослепило меня настолько, что я даже остановился.
Остановился прямо здесь. Тогда-то я и заметил в направленном на меня ослепительном свете двух застывших на месте и обративших свой взгляд на дорогу ажанов.
Сидевшая рядом со мной дама пробормотала:
«Милое нарушение!»
Но если бы вы были там, вам бы и самому за нас стало страшно. Ту проклятую машину определенно вел какой-то безумец, а может, и пьяный. Она двигалась зигзагами и, хотя в ее распоряжении было все шоссе, уже выскочила на нашу сторону дороги.
Я крикнул погромче, чтобы ажаны меня услышали:
«Боже правый, это ж сколько надо выпить, чтоб так ехать?»
В тот же миг этот «пьяный», как и положено, врезался в наше авто с оглушительным грохотом. Моя спутница испустила пронзительный вопль. К счастью, ни она, ни я не пострадали. Но два капота теперь образовали один, больше похожий на обычную груду железа, из которой торчали уцелевшие подножки. Я выпрыгнул из машины и, поспешно бросившись к ажанам, прокричал:
«Господа полицейские, будьте любезны!»
Они вышли из тени, куда отскочили в момент столкновения автомобилей, и я с удовлетворением констатировал, что оба – крепкие, широкоплечие парни; один – шатен, другой – брюнет.
«Могло быть и хуже, – довольно спокойно произнес шатен. – А так, похоже, все живы-здоровы…»
«Пардон, пардон, господин ажан! – запротестовал я. – Вы только взгляните, что стало с моим авто! И вы могли заметить: во-первых, я переключился на ближний свет, во-вторых, я даже остановился, чтобы дать проехать этому ненормальному».