Руки Орлака

Тут послышался веселый, но, увы, донельзя охрипший и пропитый голос. Водитель и пассажиры врезавшегося в нас автомобиля – лимузина – выбрались из своей тачки. Их было трое: элегантный молодой человек в вечернем костюме и две женщины, закутанные в роскошные меха. Молодой человек смеялся тем неудержимым смехом, какой бывает лишь у людей, изрядно выпивших, и изъяснялся с трудом.

«Забавно, приятель!.. Ведь мы… могли… могли… сломать… себе шею… Есть, видно, Бог… на этом свете… черт его подери… Никогда бы… не подумал… А ведь… он есть!..»

«Робер! – воскликнула одна из дам укоризненным тоном».

«Вот видите, господа, – холодно сказал я стражам порядка. – Этот человек пьян».

«Не волнуйтесь, в протоколе все будет зафиксировано».

Брюнет-полицейский вытащил из кармана блокнот и что-то в него записал.

«Какой там номер у вашего авто? – сказал он молодому человеку. – Да, и водительские права предъявите».

«Робер, прошу вас, возьмите себя в руки!» – сухо приказала красивая дама, уже вступавшая в разговор.

Робер, пошатнувшись, заявил:

«Полноте!.. Все в порядке… Я их люблю… полицейских… а они… любят меня… Полиция… это мои друзья… Дай я тебя обниму… дружище!..»

И он бросился на шею к шатену, который, не удержавшись, рассмеялся…

И тут, мой дорогой друг, все в один миг странным образом изменилось. Где-то среди нас раздался пронзительный свисток. Шатен перестал смеяться, а его товарищ вдруг грязно выругался, так как к вышеупомянутому Роберу внезапно вернулось самообладание. Он крепко обхватил своего противника за талию. Сам я тем временем, при поддержке двух элегантных дам, повалил на землю брюнета. Что касается моей спутницы, то она бросилась на помощь мнимому «пьяному». Этой дамой действительно был не кто иной, как Жерар, мой секретарь. Что до богинь из лимузина, то одну звали «инспектор Трюссель», а вторую – «бригадир Патюро».

Мы придумали все это, чтобы схватить без лишнего риска двух опасных злоумышленников, которые стояли на стреме, переодевшись ажанами, пока их банда грабила, в отсутствие хозяев, дом номер тридцать пять. По моему свистку наши товарищи повязали остальных преступников. Сражение было выиграно. Каждый прекрасно сыграл свою роль, в том числе и двое известных вам полицейских, которые отнюдь не были храбрецами. Но разве могли они уклониться?..

Что ж, теперь я снова в вашем распоряжении. Поехали?

– Поехали, – сказал я. – И если у вас есть для меня другие истории, мой дорогой Жером, не стесняйтесь – рассказывайте.

1936

Соломинка

Едва комиссар Жером приехал на несколько дней погостить к своей сестре мадам Блен в Живри-ан-Вексэн, как это тихое место потрясло убийство господина Сиприена Норма́.

Заканчивался апрель. Одни чудесные весенние деньки сменялись другими. Господин Жером прибыл в Живри в субботу, часа в два пополудни, неспешно преодолев на автомобиле те семьдесят километров, что отделяли столицу от небольшого городка, который был колыбелью его семьи и где он знал всех до единого. Завершив в домашнем спокойствии день, начавшийся с лихорадочной суматохи набережной Орфевр, он лег пораньше и проспал всю ночь. Уже занимался рассвет, когда он распахнул решетчатые ставни окна, выходившего на главную улицу Живри.

В этот момент по мощеной мостовой проходила группа из трех человек. Жером узнал комиссара полиции господина Солоннэ, прокурора господина Пайро́ и секретаря суда. Они поздоровались с ним. Господин Пайро подошел к располагавшемуся на первом этаже окну и сказал Жерому взволнованным и доверительным тоном:

– Вас послало нам само Провидение, господин комиссар! Не составите нам компанию? Ваша помощь была бы для нас очень ценной. Убили господина Сиприена Норма, в его собственном доме. Господину комиссару полиции сообщил об этом племянник убитого, мсье Анри Мозе́р. Мы как раз направляемся на место преступления.

Жером быстро оделся, привел себя в порядок и присоединился к ожидавшим снаружи господам. Вчетвером они направились к жилищу убитого – красивому частному дому, за садом которого уже начинались прилегавшие к городу поля.

По дороге господа Пайро и Солоннэ поведали Жерому то, что им уже было известно. Впрочем, он и сам знал, сколь странную жизнь вел мсье Сиприен Норма. То был шестидесятилетний скряга, человек, любивший порядок и имевший массу причуд, ограничивавший себя во всем, кроме приборов и ингредиентов, необходимых ему для химических исследований. Эти исследования, которыми он занимался практически беспрерывно, почти все жители Живри полагали совершенно несерьезными, напрасными и нелепыми. На протяжении многих лет они не дали никаких результатов, что не мешало угрюмому безумцу продолжать их с болезненным упрямством.