Руки прочь от Миссисипи

— Я только отведу лошадей в конюшню и сразу приду.

В конюшне всё ещё было тепло от вечернего солнца. Эмма завела Альдо и Мисси в их стойла, подсыпала в ясли немного овса и выудила из ведра Мисси барахтающегося в воде жука. Потом она открыла ящик с верховым снаряжением и тщательно начистила седло и упряжь.

Седло она повесила на дверь третьего стойла, теперь уже пустого. Здесь ей послышалось еле слышное мяуканье. В самом дальнем углу на соломе лежала белая кошечка. А рядом с нею — четверо крошечных котят, жадно сосавших её молоко.

Эмма осторожно подкралась поближе.

— Привет, Белянка, — прошептала она, опускаясь рядом с ними на колени. — Какие симпатичные детишки. И все так похожи на тебя.

Белянка посмотрела на неё и зевнула.

— Всё-таки ты выбрала не самый удачный день, — сказала Эмма. — За всей этой суматохой мы про тебя совершенно забыли. Но знаешь что? Я принесу тебе чего-нибудь пожевать и попить. Скоро вернусь.

С быстротой молнии она помчалась к дому. Небо уже начало темнеть, поднялся сильный ветер, и листья большого грецкого ореха шелестели так, словно над головой Эммы пролетала огромная стая птиц.

Долли стояла на кухне, одной рукой прижимая к уху телефонную трубку. В другой руке у неё была деревянная ложка, которой она помешивала сваренный Эммой суп.

— Альма, — как раз говорила она, — нам пора заканчивать, иначе у меня пригорит суп. Завтра дорасскажу.

— Долли! — Эмма перевела дыхание. — У Белянки котята родились.

— Ах ты, батюшки! — Долли сняла кастрюлю с плиты. — Ещё и это. Сколько же их?

— Четверо. — Эмма улыбнулась. — Вот хочу отнести ей чего-нибудь попить и поесть.

— Давай, отнеси, — сказала Долли. — Но поторопись, а то суп остынет. Боже мой, ну и денёк!

* * *

После того как они наконец сели вместе за стол, телефон звонил четыре раза. Но Долли не снимала трубку.

— Это не прекращается с тех пор, как я вошла в дом, — вздохнула она. — Лео и Макс рассказали дома о своих подвигах. Тут же позвонила их мать и просто повисла на телефоне, одолевая меня вопросами о том, рехнулись её отпрыски или в этой истории всё же есть хоть крупица правды. Не сомневаюсь, что после нашего разговора она сразу оповестила всех своих соседей. Так что слухи об операции «Аллигатор» разнесутся теперь по всему селу. А к завтрашнему утру в курсе событий будут и соседние деревни. Похищения, вымогательство — да в наших краях подобных приключений по меньшей мере лет тридцать не случалось. — Она засмеялась. — Чертовски любопытно, во что эта история превратится к завтрашнему дню. Скорее всего, окажется, что мы имели дело с целой бандой. Ну и без стрельбы, конечно, тоже не обошлось. А всё же знаешь, какая от этого практическая польза?

Эмма отрицательно покачала головой.

— Каждого, кто позвонит, я смогу заодно спросить, не нужен ли ему миленький котёночек для ловли мышей. Так от всех этих пересудов будет хоть что-то полезное. — Долли потянулась. — Ты сегодня ночью снова собираешься спать в конюшне?

— Конечно. Там уютно. И потом, вдруг Аллигатору придёт в голову ещё какая-нибудь подлость. Кто его знает.

Глава двадцать первая

В следующий раз Эмма встретила Аллигатора уже в городе, на оглашении завещания в окружном суде. Он сидел с поджатыми губами через три стула от неё, перед письменным столом чиновника судебной канцелярии, занимающегося исполнением завещания.

Пришла и госпожа Штрицель. Она до сих пор не избавилась от своего ужасного насморка. Сидевший под её стулом Барнабас самозабвенно грыз свой поводок.

— Доброе утро, — поздоровался чиновник. — Моя фамилия Унке. Вас пригласили сюда на открытие завещания Иоганна Клипербуша. Его экономка, фрау Штрицель, которая уведомила нас о его смерти, также любезно сообщила имена всех лиц, упомянутых в завещании. Позвольте мне для протокола коротко убедиться в присутствии приглашённых.

Он откашлялся.

— Герр Альберт Гансман?

Аллигатор мрачно кивнул ему.

— Фрау Дора Штрицель?

— Здесь! — Госпожа Штрицель, как школьница, подняла палец. — Это я.

— И наконец, фрау Долорес Блюментрит.

— На месте, — ответила Долли.

— Хорошо, — господин Унке удовлетворённо кивнул. — В таком случае я сейчас вскрою и зачитаю завещание Иоганна Клипербуша. — Он продемонстрировал запечатанный конверт. — Как вы все имеете возможность убедиться, печать в целости и сохранности.

Чиновник привычным движением сломал печать и вынул из конверта лист бумаги, исписанный убористым почерком. Он ещё раз откашлялся, оглядел собравшихся и прочёл:

— «Настоящим я, Иоганн Клипербуш, находясь в здравом уме и трезвой памяти, изъявляю мою последнюю волю.