Руки (СИ)

Саске честно собирался выждать всю отведенную на задание неделю, после чего еще смотаться в сторону Конохи, чтобы на обратном пути забрать готовые браслеты. Но уже на четвертый день его стало одолевать смутное беспокойство. А к пятому удалось определить, что источник этого тревожащего чувства — джуин.

Связь проклятых печатей со своим создателем была неоспорима, к тому же джуин Саске Орочимару сам совершенствовал… А еще была не уничтоженная, а только скованная личность Итачи, которого тоже не стоило недооценивать.

— С сенсеем что-то не так, — коротко сообщил Учиха в потолок, надеясь, что Якуши по своему обыкновению маскируется где-то поблизости.

А даже если и нет — все равно надолго не отстанет. Это же Кабуто.

Якуши не заставил себя ждать, и вскоре они уже были на базе. На базе, на которой был бардак. Саске обеспокоенно нахмурился. Орочимару был здесь, это чувствовалось, но гоняющиеся с шумом ученики эту теорию опровергали.

Быстро наведя порядок, парни нашли-таки убежище Змея. Он был в своей спальне, лежал на кровати… на спине, без движения, весь такой желтовато-бежевый.

И движения чакры почти не чувствовалось.

— Орочимару-сама! — кинулся к нему Кабуто.

— Что с ним? — Учиха подозрительно просветил додзюцу сначала комнату, потом самого змеиного санина. На первый взгляд никаких травм, могущих привести к подобному состоянию, не было.

Снова проявление загадочного «не гореть»? Или, в порядке бреда — Орочимару настолько извела ревность? Бред как есть…

— Похоже на истощение. Но я не понимаю, чем оно вызвано… Хотя. Возможно…

— Это Итачи или последствия опытов? — напрямую спросил Саске.

— Итачи.

— Понятно, — томоэ закружились быстрее. Учиха шагнул вперед. — Дай мне место, Кабуто.

— Уверен?..

— Если это мой слишком умный старший брат — у меня достанет сил, чтобы загнать его обратно в печать, — губы Саске сошлись в бледную линию. — Я ему не проиграю.

Обладатели шарингана могли не только накладывать гендзюцу. Пусть в тонкости работы с чужим разумом они и уступали Яманака, само проникновение в сознание или подсознание жертвы для владельца шарингана с тремя томоэ сложности не представляло.

В сознании Орочимару было пусто. Только Итачи — где-то вдалеке, объятый чёрными языками пламени. И сам Змей лежал ровно посередине между ними, такой же нездорово жёлтый и безжизненный. Саске прищурился, шагнул вперед. Активированный шаринган позволял увидеть, что микроскопические частицы этого самого черного пламени пронизывали всю окружающую тьму-пустоту — просто вокруг Итачи концентрация была сильнее. Они уже примеривались к новому источнику пищи…

…но так и не смогли окончательно поглотить Орочимару.

Это — радовало.

— Вот и свиделись, нии-сан, — спокойно сказал Саске, опускаясь на одно колено рядом со змеиным санином.

Да, близко. Да, неоправданно уязвимая позиция. Но и место — не подчиняющееся всем законам реального боя.

Стычка в чужом разуме равна схватке иллюзий. Саске нельзя было назвать мастером гендзюцу — не хватало изощренности, — но и поймать, а тем паче удержать его самого в чужой иллюзии было куда как непросто. Орочимару научил, что в таких поединках концентрация, сила воли, уверенность в себе могут значить не меньше, чем опыт и талант.

Вот уж чего Саске было никогда не занимать, так это самоуверенности.

— Не так я себе представлял нашу встречу, — нейтрально заметил Итачи. — Ты за ним?

— Я повзрослел достаточно, чтобы не стремиться оправдывать твои ожидания, — Саске поднялся на ноги. — Соизволишь вернуться в печать, или мне придется загонять тебя силой?

— Печать? Какую печать?

— В который ты сидел все это время, — шаг вперед, загораживая собой Орочимару.

— Не было никакой печати. Тебе лучше сосредоточиться на помощи ему. Если его проекция не исчезла, значит, пока есть возможность… восстановить. Хоть что-то.

— Орочимару живучий, — невозмутимо заметил Саске. — Даже если ты уничтожишь его проекцию здесь — такая же есть в каждом джуине. Хотя бы и в моем.

Еще один шаг. Заметно потяжелевший взгляд.

— Но знаешь что, нии-сан… мне кажется, если убрать твое пламя, никакой джуин не понадобится.

Итачи быстро поборол неуместное желание отползти. Собственная вина и решимость Саске давали такой коктейль, что только невозмутимой мордой это можно было прикрыть.

— Это невозможно. Орочимару сам накормил это пламя, и оно не остановится, пока не сожжёт всё, что доступно.

— И это говорит мне Учиха, — презрительное фырканье.

Шаг — впритирку к пляшущему вокруг Итачи ореолу. Пламя дрогнуло, выбросило языки в сторону Саске… замерло. Стыдливо попятилось, прижимаясь к ногам Итачи.

— Не таким я тебя запомнил, — еще один шаг, вплотную к самому Итачи. Полыхающий без всякого Аматерасу взгляд. — Не таким я тебя знал.

И — тихо, уже не придавливая словами, словно каменной плитой:

— Ты хорошо постарался, пряча настоящего себя, Итачи.

Тот задумчиво посмотрел на жмущееся к его ногам пламя. Пламя, которое не останавливалось ни перед чем, которое жадно ело и грызло всё, до чего хватало сил дотянуться. Пламя, которое стыдливо прячется за его спиной от гнева Саске.

— Хн…

Определённо, что-то он делал не так.