Олив понимающе кивнула, а Тео подозвал официанта, доставая бумажник. Олив тоже открыла сумку, и потянулась за кошельком.
— Убери это, — Тео выставил руку вперёд в останавливающем жесте, — я ведь притащил тебя сюда.
— Тео, — Олив не собиралась отступать, — это уже второй раз, когда ты кормишь меня за свой счёт, мне страшно неловко и я с этим не согласна.
— Сочтёмся! — он вложил купюры в специальный стаканчик, стоявший на столе, — К тому же я чуть менее безработен, чем ты, — шутливо добавил он, — По крайней мере, у меня есть подработки.
— Ауч, — отозвалась Олив, и, захлопнув сумку, решила про себя, что обязательно разберется с этим чуть позже.
Площадь Испании сегодня была удивительно пустынной. Судя по всему, палящее солнце отбило желание у туристов рассматривать город с верхних ступенек Испанской лестницы, даже несмотря на то, что на ней всё ещё оставались цветы, появившиеся тут в дни празднования Пасхи. Травертиновые ступени в барочном стиле, уже такие привычные для Тео, кажется, очень впечатлили Олив.
— Здесь, наверное, можно встречать красивые закаты, — произнесла она вполголоса, когда они поднялись повыше.
— Да, здесь неплохо, — буднично отметил Тео, — главное, правильно выбрать время. Иногда вся площадь вместе с лестницей просто утопают в туристах, и впечатления получаются смешанными.
— Как от фонтана Треви? — с пониманием в голосе уточнила Олив.
— Именно! — согласно кивнул Тео и развернувшись к правой стороне лестницы, указал рукой на двухэтажное здание, — Мне кажется, вот это место относится к области твоих интересов, посмотри! Это музей поэтов Китса и Шелли. Здесь на ступенях Скалинаты случались их встречи, а в доме на площади Испании, в котором в своё время успел пожить Байрон, Джон Китс умер от туберкулёза в возрасте двадцати шести лет.
— Вроде как туберкулёз был их семейным проклятьем, — Олив теперь стояла лицом к зданию, и, сделав «козырёк» ладонью, рассматривала его фасад, — И что же находится в экспозиции?
— Рукописи, памятные вещи, письма. Не только Китса и Шелли, там и Байрон, и Вордсворд, и Уайлд. Кого там только нет.
— Так странно, — протянула Олив, — Китс-хаус ведь есть и в Лондоне. Я бывала там по работе на литературных чтениях. Не думала, что встречу мемориальное пространство в честь английского поэта в самом сердце Рима.
Тео сделал несколько шагов вверх по лестнице и, обернувшись к Олив, пояснил:
— У англичан той эпохи было принято поправлять здоровье в Италии, так что здесь довольно много таких вот приветов прямиком из Лондона. Мы, кстати, кажется, уже преодолели первые пятьдесят ступенек.
— И сколько ещё впереди? — спросила Олив, поднимаясь за ним.
— Около восьмидесяти, — он остался на месте, дожидаясь её, — Всего их сто тридцать пять, так что нам предстоит та ещё кардио-тренировка.
— Ух, — Олив добралась до выступа, на котором сейчас стояли вазы с ярко-розовыми цветами и облокотилась на него, — А мы можем сесть на ступени?
— Конечно! — Тео спустился вниз, чтобы поравняться с ней, — Не хочешь забраться повыше?
— Дай мне пару минут тут, — Олив села на каменную ступень и, оперевшись на руки, зажмурилась и подставила лицо солнечным лучам.
— Как скажешь, — он последовал её примеру и, поправив солнечные очки на носу, оглядел представшую перед ними площадь Испании с фонтаном Бернини у самого подножия Скалинаты.
— И что такого испанского в этой лестнице? — спросила Олив, повернувшись к нему.
— А в площади? — задал Тео ей встречный вопрос.
— Как будто бы ничего, — ответила она спустя недолгую паузу.
Он согласно кивнул.
— И площадь, и лестница стали испанскими вовсе не из-за декоративных элементов или испанского авторства. Тут неподалёку было посольство Испании, поэтому южная часть площади называлась так, а северная в честь посольства Франции. Потом это поменялось, и вот уже в фильме «Римские каникулы» героиня Одри Хепберн сидит на одном из каменных выступов Скалинаты и ест джелато. Отсюда неимоверный поток туристов.
— И всё? — его ответ, кажется, разочаровал Олив.
— Ну нет, не всё, конечно. С холма Пинчио открывается один из самых захватывающих видов на город, а ещё тут неподалёку самая дорогая улица с люксовыми магазинами. А вот среди римлян Скалинату редко называют Испанской. Scalinata di Trinita dei Monti, говорят местные, потому что лестница ведёт к одноимённой церкви «Святости». Барочный стиль лестницы очень совпадает со стилем самой церкви, и первоначальный замысел для столь широкой лестницы был как раз очень прост. Лестница должна была быть удобной для тех, кто посещал мессы в церкви на холме. Отсюда и обелиск на вершине как ориентир: молиться нужно здесь.
— Оу, — протянула Олив, — Никогда бы не подумала, что обелиски были про это.
Между ними повисло молчание. Они сидели на ступенях под жарким солнцем и любовались открывшимся видом. Говорить ничего не хотелось, кажется, впервые за долгое время Тео почувствовал, что ему комфортно не заполнять паузы. Олив явно о чём-то размышляла и совсем не ожидала от него продолжения экскурсии.