Рукопись Бэрсара

Даггар усмехнулся. Умно и насмешливо он усмехнулся, отошёл от дверей сдвинул огромный камень. Нам бы не сдвинуть его втроём. В тёмной скважине тускло блеснула вода.

– Подземное хранилище?

– Да, – лениво ответил Даггар. – Ночи прохладны, а море, – слава богам! – ещё не совсем пересохло.

Для Торкаса не было смысла в этих словах, но что‑то в нём знало, что это значит, и он стиснул зубы, досадуя на себя. Нельзя быть тем, и другим. Или я – или…

Дом, в который привёл их Даггар, был прекрасен и величав. Огромные гулкие комнаты, роспись на стенах – весёлая зелень, счастливая синева, ликующий мир, которого не бывает. И Торкас подумал: а если бывает? А если таким и должен быть мир?

Тускнеет под слоем пыли богатая мебель: роскошные ложи, златотканые покрывала, тяжёлые кресла, украшенные резьбой. Даггар хохотнул – бесшабашно и горько.

– Когда бегут, чтоб жить, берут то, что надо для жизни. А этот хлам… ну, что же, он сгорит вместе с нами.

Привёл их в богатый покой, где было с десяток лож, и сказал воинам Торкаса:

– Отдыхайте. Вам принесут поесть. – И Торкасу: – А ты, господин Вастас, окажи мне честь, раздели со мной трапезу.

И опять они шли среди роскоши и запустения.

– Ты сказал – седьмой брат, – спросил Торкас. – Сколько же вас – братьев?

– Мы все одного колена. Отцы и матери у нас разные. Ты ведь сын Энраса? Он был третий по старшинству.

– Я приёмный сын Вастаса, – ответил Торкас, и Даггар без улыбки взглянул на него.

– Ты прав, что держишься Вастов, здесь живым доли нет. Но пока мы одни, позволь считать тебя родичем.

– Куда мы идём? – спросил Торкас – чтобы что‑то сказать.

– К моей жене, – ответил Даггар. – У Ранасов женщины носят оружие и не сидят взаперти. Майда будет рада тебя повидать.

Он распахнул тяжёлую дверь; новый покой, ещё роскошнее прежних потому, что убрано и опрятно, и высокая женщина поднялась им на встречу. И, увидев её, Торкас молча отвёл глаза, потому что он понял, за что Даггара изгнали из рода.

Это было одно лицо, у Даггара грубее и шире, у Майды – нежнее и уже, но оно повторялось каждой чертой, каждым взглядом и каждым движеньем.

– Что? – спросил Даггар. – Осудил?

– Я не судья вам, – ответил Торкас. – Я вошёл в твой дом, значит, принял твой грех.

– А? – сказал Даггар. – Каково благородство! Оставь нам наш грех, дурачок, раз он нам в радость!

– Сын Энраса, – сказала Майда, – нам не надо прощения, но я хочу, чтобы ты нас понимал. Мы с Даггаром родились в один час…

Взгляды их встретились, словно сплелись пальцы, и улыбка отразилась в улыбке.

– Мы с ней одно, – сказал Даггар. – Знаем наперёд каждую мысль и каждое слово. Знаешь ты, что это – когда тебя всегда понимают?

Он промолчал. Не мог сказать «нет» и не хотел говорить «да».

– Неужели я должен отдать свою Майду другому – который никогда её не поймёт и не полюбит, как я? И взять себе женщину, что не будет меня понимать? Они ушли, чтобы жить, – сказал он со странной улыбкой, – а нас оставили умирать, но – как видишь – мы ещё живы, и это совсем не плохая жизнь.

– Это ваше дело, а не моё, – ответил Торкас. – Я в вашем доме и почитаю вас как родичей и как хозяев.

– Мы рады тебе как родичу и как гостю, – сказала Майда и отступила назад. – Раздели с нами трапезу, хоть она не слишком богата.

И они втроём уселись за стол.

После обеда он навестил своих: как их угостили? Воины спали, Тайд угрюмо сидел за столом и поглядел на него с тревогой.

– Богатый дом, – сказал ему Торкас, – но Такема лучше. Там жизнь. Вас накормили?

– Да, господин, – ответил Тайд и улыбнулся, но тревога осталась в его глазах.

– Отдыхай, – сказал Торкас и ушёл.

Он долго бродил по дворцу. Наткнулся на лестницу и поднялся в башню. Здесь было жарко и пахло тленом. Сквозь узкую прорезь окна он смотрел в горящую даль, где когда‑то синело море, а теперь только серые волны песка до самого серого неба…

А вечером он был опять с Даггаром и Майдой.

Диковинный светильник из белого камня взмётывал вверх струю голубого огня. Даггар рассказывал о минувшем – о дальних странах, о давних набегах, о подвигах неизвестных людей, и каждое движение его лица удваивалось и повторялось в лице Майды.

Заманчиво и неприятно: мне странно, гадко, интересно…

– Постой, Даггар, – вдруг сказала Майда. – Наш юный родич проделал долгий путь и терпит нас не ради твоих рассказов. Скажи нам, Торкас, что ты ищешь в Рансале?

– Правды, – сказал он. – Я знаю мать и имя отца – но это всё, что я знаю. Вастас спас мою мать и растил меня, как сына. Я чувствую себя не Ранасом, а Вастом. Но мне надоели недомолвки и тайны и то, как мне смотрят вослед. Кто был мой отец: человек или бог? Чего он хотел? Чего от меня ждут?

– Твоя мать жена Вастасу? – вдруг быстро спросила Майда.

– Нет!

И она невольно вскинула руку в древнем жесте защиты от Зла.

– Мальчик, – тихо сказала она, – ты знаешь, что в тебе две души?

– Да, – ответил он неохотно. Единственная тяжесть в наследии Вастов – он не сумел бы солгать. Он не сумел даже смолчать – тут и молчание было бы ложью.