Рукопись Ченселора

— Добрый вечер, генерал. Майор Браун приносит свои извинения. Документы о событиях под Часоном настолько потрясли его, что он не захотел говорить с вами. Он ждет меня в квартале отсюда.

— Я так и думал, — неопределенно заметил Рамирес. — У доктора короткая память. Или он думает, что все всё забыли? В Корее он начал с санитара, но впоследствии сумел завести роман с дочерью генерала. Потом Макэндрю сделал этого недоучку врачом.

Рамирес посмотрел куда-то мимо Ченселора и дважды рубанул воздух рукой. Это, вероятно, был сигнал. Питер услышал, как где-то за спиной у него зарокотал мотор, и, обернувшись, заметил фары машины военной полиции. Вынырнув из соседней улицы, она, быстро набирая скорость, помчалась в ту сторону, где остановился автомобиль доктора. Достигнув ярко освещенного перекрестка, машина резко затормозила. Выскочившие из нее два солдата бросились к стоявшему на углу человеку. Тот пытался бежать, но было поздно. На глазах у Ченселора майора Брауна схватили, подтащили к машине и бросили на сиденье. Военная полиция оказалась для доктора слишком сильным противником.

— Теперь вас никто не ждет, — сказал Рамирес.

Питер обернулся и хотел было уже выхватить оружие, но не успел — в его грудь уже упирался кольт.

— Вы не посмеете…

— Нет, посмею, — возразил Рамирес. — Причем доктор будет содержаться в полной изоляции: никаких визитов, никаких звонков, вообще никакой связи с внешним миром. Такой режим устанавливается для офицеров, совершивших проступок, который представляет угрозу для национальной безопасности. Проходите в дом, господин Ченселор.

Глава 39

В своем кабинете генерал сразу почувствовал себя увереннее и опустил кольт.

«Думай! Думай скорее! — приказывал себе Питер. — Самый фантастический вариант в такой ситуации, как эта, может оказаться спасением. Фантазия и реальность так тесно переплетаются иногда. Воображение порой сильнее любого оружия…»

— Где письмо? — спросил генерал.

Ченселор убедил Рамиреса, будто подготовил письмо, в котором содержится подробная информация о преступлении под Часоном, разоблачая его расовый характер и махинации, предпринятые военными, чтобы скрыть это преступление от общественности. По его словам, письмо уже отправлено в Нью-Йорк. Если генерал не согласится ответить на интересующие его вопросы, копии письма будут разосланы в крупнейшие газеты, в сенатскую комиссию по делам вооруженных сил и министру сухопутных сил…

— И тогда я буду не в состоянии предотвратить разглашение вашей тайны, — заявил под конец Ченселор. — Вы — тем более. Перехватить письмо невозможно. Если завтра к полудню меня не будет в Нью-Йорке, мой издатель, человек весьма решительный, вскроет письмо и прочтет о событиях под Часоном…

— Он согласится вернуть это письмо в обмен на вашу жизнь, — заявил Рамирес, но в его голосе не было уверенности.

— Вряд ли. Сначала он обдумает, что важнее, и, полагаю, пойдет на риск.

— Однако есть более важные, не зависящие от нас вещи.

— Наверняка вы убедили себя в этом.

— Но это действительно так. В ходе управления войсками произошла трагическая случайность. Такое бывает раз в тысячу лет. Зачем же придавать этому какой-то особый смысл, как это делаете вы? Для чего приклеивать ярлык?

— Я понимаю вас, — начал Ченселор, глядя на кольт.

Поколебавшись, генерал положил его на стол, но далеко не отошел, чтобы в любой момент можно было схватить оружие. Это не ускользнуло от внимания Питера.

— Я понимаю вас, — повторил он. — Такова официальная версия: трагическая случайность, роковые обстоятельства. Однако разгромленные под Часоном подразделения почему-то сплошь состояли из негров. Более шестисот человек погибло, Бог знает сколько пропало без вести. И все негры.

— Такие там были части.

— Не существовало подобных частей! — возразил Ченселор. — В армии в это время уже не было сегрегации.

— Кто это вам сказал? — спросил Рамирес с оттенком высокомерия.

— Еще в 1948 году Трумэн отдал приказ об отмене сегрегации во всех родах войск.

— Да, об отмене сегрегации в соответствующие сроки, — подчеркнуто монотонно уточнил генерал. — В армии десегрегация действительно осуществлялась, но не быстрее, чем где-либо.

— Вы хотите сказать, что стали жертвой собственной мстительности: саботировали приказ президента, поэтому целые подразделения, укомплектованные исключительно неграми, были полностью уничтожены. Так?

— Да, так, — ответил генерал, делая шаг вперед. — Мы действительно сопротивлялись приказу. Это же казалось невозможным. Но если сейчас об этом станет известно, то, Боже мой, какой шум поднимут наши радикалы! А что скажут за рубежом?

По глазам Рамиреса было видно: ухватившись, как за спасательный круг, за официальную версию, он считал, что ему удалось овладеть положением.

«Напрасные надежды», — подумал Ченселор, а вслух сказал:

— Оставим потери пока в стороне. Скажите лучше: какую роль во всей этой истории сыграл Макэндрю?

— Вы уже знаете. Когда вы звонили, я сообщил вам кое-что такое, чего не следовало говорить.