Рукопись из Тибета

Долго оставаться в этом дьявольском месте не хотелось, и мы двинулись вперед, теперь по непроторенному пути. Где еще не ступала нога человека.

К вечеру трещина закончилась вывалом в скале, образовавшем подобие пещеры, где мы решили заночевать. Ночью подниматься дальше было невозможно. Сняв рюкзаки, мы отстегнули притороченные сверху спальники, развернули их под нависшим козырьком, извлекли спиртовку, на огне которой сварили чай, вскрыли две банки тушенки, пачку галет и поужинали. Вслед за чем забрались в спальные мешки, и мой спутник вскоре захрапел. Демонстрируя отличные нервы.

Мне же, несмотря на усталость, не спалось. В голову лезла всякая чертовщина. Например, откуда старый Хушахе мог знать, что я вернусь и что имел в виду, написав свою загадочную фразу; отчего именно погибли альпийские стрелки – гипотеза с лавиной была маловероятной.

Между тем на далекую землю внизу опустились сумерки, здесь же на высоте еще был свет, призрачный и неверный, словно из другого мира. Затем померк и он, на небе крупно заблестели звезды. Таинственно мерцала Большая медведица, куда-то вел Млечный путь, исчезало и появлялось вновь созвездие Ориона. Под их небесный круговорот я вскоре уснул. Крепко и без сновидений.

Весь следующий день, с короткими перерывами на отдых мы поднимались почти по вертикальной стене базальта, вбивая в расколы крепеж и подтягивая друг друга. При одной из таких операций я едва не сорвался и повис над пропастью, но Хо вовремя пришел на помощь.

Когда на окружавший нас ландшафт легли вечерние тени, взмокшие и изнемогающие от усталости, мы наконец осилили вертикаль, завершившуюся фирновой площадкой, за ней открылась ослепительно сияющая вершина Кайласа. Забравшись на площадку, мы тут же повалились на снег, загнанно дыша и раскинув руки, слушая, как в висках стучит кровь и частит сердце.

– Остался последний рывок, – прохрипел я, повернув голову в сторону вершины.

– Да, Учитель. Мы почти у цели, – смахнул со лба пот Хо, после чего снял с пояса флягу с водой, и мы прополоскали горло.

Метрах в двадцати впереди, у снежной кромки в скале темнела широкая расщелина, которую можно было использовать для ночевки. Когда мы вошли под ее гулкие своды, откуда размерено капало, Хо поджег вынутый из рюкзака файер, и брызнувшие струи холодного огня осветили фантастическую картину.

Сверху, подобно органным трубам, отсвечивали сталактиты, под ними в каменной чаше блестела вода, а в глубине просматривались контуры громадного животного.

– М-мамонт, – опупел я, а Хо едва не выронил файер.

Доисторический зверь вмерз в массив льда, опустив вниз поросшую шерстью голову и пригнув колени.

– Как он здесь мог оказаться, кущо-ла? – прошептал монах, когда мы подошли ближе, пораженные увиденным.

– Скорее всего, в результате природного катаклизма, – тоже шепотом ответил я, коснувшись ладонью холодной поверхности.

После этого мы зажгли второй огонь и, осторожно ступая, осмотрели все пространство. На северной боковой стене, уходя вверх изломами, поблескивала желтизной неширокая прослойка.

– Золото, – ковырнув ледорубом, сказал Хо, передавая мне пористый кусок.

– Похоже, – взвесил я его на руке и отложил в сторону. «Вот уж точно, мистическая гора, – промелькнуло в голове. – Сплошные тайны».

Ночевку мы устроили рядом с входом, там было суше и теплее, раскатали спальные мешки, а потом разожгли спиртовку. Вскоре на ней закипел чай из ледниковой воды, а потом зашипели консервы. Для успокоения нервов и поднятия тонуса после стольких впечатлений мы хлебнули из медицинской аптечки немного спирта и подкрепились, после чего тибетец влез в спальник и уснул.

Я же вынул из рюкзака дневник (прихватил его, чтобы делать записи «по горячим следам»), подживил огонь дополнительной таблеткой и щелкнул шариковой ручкой.

Примерно через час, все прилежно записав, спрятал дневник в рюкзак и забрался в мешок. С чувством выполненного долга. Ночью мне снились мы с Хо, в шкурах и с дубинами улепетывающие от мамонта, который настигал нас, победно трубя в хобот. Проснулся я от пронизывающего холода и далекого гула в горах. Там что-то обрушилось. Тибетец уже разжег спиртовку, на которой варился чай, и сейчас проверял снаряжение.

Когда над Гималаями разгорелся день, покрывший все кругом дрожащим маревом, мы в связке, надев солнцезащитные очки, шли по склону к куполу горы. Который становился все ближе. Под ботинками скрипел и визжал плотный снег, колкий ветер холодил щеки, но мы упорно продвигались к цели.

Ровно в полдень мы ступили на плоскую вершину Кайласа, застыв в немом восхищении. С головокружительной высоты лежащий под нами мир выглядел словно картина великого художника. И вся она играла непередаваемой палитрой красок, теней, от плывущих ниже вершины облаков и дрожащим в воздухе светом.

– А-а-а! – сорвав шапки и размахивая ими над головами, завопили мы в гибельном восторге.