Начну с нашего жилища – двухэтажного восьмиквартирного дома для семейных сотрудников. Наш дом, так же как и все другие (кроме некоторых в Банном ряду), отапливался теплым воздухом, который поступал от горелки, установленной в подсобном помещении. Топливом служил уголь. В нашей квартире был установлен термостат, который одновременно регулировал температуру и у нас, и в квартире семейства Ферми над нами, на втором этаже. Когда мы открывали окна, чтобы проветрить квартиру, термостат врубался на полную мощность, а Ферми над нами при этом чувствовали себя, как в бане. И наоборот. Разумеется, я договаривалась с Лаурой Ферми – моей подружкой с римских времен – заранее. Но в других квартирах люди часто забывали это делать, отчего возникали трения.
Случались ситуации, когда в горелке выходила из строя система поддува. Тогда она разгоралась все сильнее и сильнее, что легко могло привести к пожару, ведь наши дома были деревянные, а лето на Холме очень сухое. Однажды мы проснулись ночью от странного запаха. Руди отправился взглянуть на горелку. Прочесть показания термометра он не смог – забыл очки. Бегом обратно, и снова к горелке. Столбик ртути зашкаливал. Руди нажал на кнопку пожарной тревоги, переполошив весь дом. Приехали пожарные и техники и все исправили. С вызовами экстренных служб возникала необычная проблема. Улицы не имели названий, а дома нумеровались не в том порядке, как они стояли на улице, а в том, в каком их строили. Например, дом 145 мог соседствовать с домом 59. Один раз я слышала, как пожарный, выглянув из кабины, спросил у прохожего: «Где тут дом 97?»
Фасадом с парадным входом наш дом был обращен к лесу. Из окон открывался изумительный вид. Но после дождя пользоваться этим входом было невозможно – улица превращалась в грязевую ванну. Поэтому все ходили через кухню – одну на все восемь квартир. В кухне была большая печь на дровах, которую все называли «черной красоткой». Некоторые покупали электрические плитки и готовили у себя в квартире. Позднее и горелку, и «черную красотку» заменили на более современное оборудование.
Комната Габи находилась прямо под комнатой, в которой Лаура и Энрико поселили свою дочь Неллу. Габи было почти одиннадцать, Нелла на два года старше. Несмотря на разницу в возрасте, они близко сдружились. Когда Габи думала, что мы уже заснули, они переговаривались через трубу, проходящую через обе комнаты. Обменивались девчачьими секретами.
Все дома в Лос-Аламосе выглядели одинаковыми. Однажды Нелла и Габи, возвращаясь из школы, так заговорились, что, не заметив, пропустили нужный поворот. Девочки вошли в дом, а им навстречу вместо меня вышла совершенно незнакомая женщина. Она и помогла им найти дорогу домой.
11 июля 1944 года меня пригласили на инструктаж. Сначала я заполнила анкету: как обычно – дата и место рождения, гражданство, образование, работа… Потом мне объяснили, что я могу отправлять письма в любую точку Штатов, но вместо обратного адреса должна указывать номер почтового ящика в Санта-Фе. «Если же вы хотите отправить письмо в Англию или другую страну, мы просим вас, госпожа Пайерлс, делать это через британское консульство в Вашингтоне. Туда же придет ответ, и вам его переправят. Вся исходящая корреспонденция проходит военную цензуру». Дальше пошли кое-какие бытовые детали: «У нас на Холме есть свой госпиталь. Его обслуживают военные врачи, мы старались выбрать лучших. Он бесплатен для всех жителей. В магазинах Лос-Аламоса не продают алкогольных напитков. Если они вам понадобятся, их можно купить, спустившись в Санта-Фе. Специального разрешения на это не требуется. Да, когда вы будете в Санта-Фе, слова “физик” и “химик” должны исчезнуть из вашего лексикона. Придумайте какие-нибудь другие профессии».
В конце беседы меня попросили расписаться.
На следующий день Роза, жена Ганса Бете, сказала мне, что слова-заменители уже давно придуманы. «Физиков мы зовем шипунами, а химиков нюхачами». Если происхождение слова «нюхач» было понятно, этимология «шипунов» так и осталась для меня загадкой. Роза же рассказала, что Оппенгеймер послал Роберта Сербера и еще одного физика, Джона Мэнли, с женами в Санта-Фе на целый день, чтобы они посидели в кафе, пообедали в «Ла-Фонде» и всюду за разговорами упоминали громко и четко, что на Холме инженеры занимаются электрическими ракетами.
Перед отъездом в Корнелл в 1935 году Ганс Бете решил попрощаться с Нильсом Бором и заехал в Копенгаген. Там он обнаружил свою старую подружку, 26-летнюю девушку Хильду Леви. Ганс был знаком с ней с 1925 года. По происхождению она была немецкой еврейкой, но тогда работала в Дании. Позднее она стала зачинателем использования радиоизотопов в биологии и медицине.