Рукотворное море

Я долго стоял перед трех- или четырехэтажным домом, не полностью разрушенным. Фасадной стены не было вовсе, но дом держался. Видна была внутренность разваленных квартир, обои на стенах, картины; в одной квартире настенные часы, опрокинутые стулья, столы, буфет с посудой. Если память мне не изменяет, было там и целехонькое пианино, засыпанное штукатуркой. И в доме обитали люди. Кое-где сколоченная и приставленная снаружи деревянная лестница вела на верхний этаж. Вместо передней стены — занавеска из простыней. На сохранившейся, но никуда не ведущей площадке старой бетонной лестницы, открытой постороннему взору, на керосинке кипит кастрюля. Рядом, где не было не только фасадной стены, но и части крыши, победно гремел патефон. Разрушенный до основания, иссеченный артиллерийским огнем, подорванный — Севастополь жил. У водоразборной колонки стояла очередь. Возле единственного чистильщика сапог — очередь. Очередь у газетного киоска, у мороженщицы.

Поблизости от разрушенного здания Севастопольской панорамы я набрел на ресторан «Волна», оставил у швейцара пальто, галоши, чемодан, прошел в грязный туалет, как следует умылся и вытерся носовым платком. Обед был вполне приличный.

Однако едва я вышел из ресторана, как мне безудержно, нестерпимо захотелось спать. На рейде перед Приморским бульваром во всей своей грозной красе стоял крейсер. Не думая больше ни о чем, разве только о том, успею ли я хоть чуток поспать, прежде чем меня заберет комендантский патруль, я поставил чемодан возле бульварной скамейки, в изголовье положил пальто, последний раз глянул на нестерпимо синее небо, улегся на бок во весь свой рост, сдвинув шляпу на ухо. Минуты не прошло, как я уже спал крепко, сладостно и невинно.

Так всегда и бывает. На Приморском бульваре, перед крейсером, стоящим на рейде, спит неизвестный гражданин подозрительной внешности, а город-то ведь закрыт для посторонних лиц. И хоть бы что! Никто ко мне не подошел, никто не стал проверять документы или интересоваться: а что у меня в чемодане? И все же не ждите, что юмористика в моей благородной одиссее будет продолжаться до бесчувствия. Я отлично выспался, посидел немного на скамейке, разглядывая крейсер и приходя в себя, затем поднял чемодан, пальто и не торопясь зашагал к вокзалу посреди мостовой, потому что тротуары по обе стороны улицы были завалены осыпью разбомбленных домов.

Поезд в Евпаторию отправлялся не скоро, мне некуда было торопиться, и все же я спешил, толкался, что есть силы пробирался к кассе. Сунул деньги за билет, отошел.

Так как ко всему прочему приехал я в неурочное время, массовый заезд на мой срок еще не начался, то сестрица была свободная и быстро распознала, что я за личность такая, тут же принялась меня обхаживать. «Ах, товарищ Игорь Дольников! Ах, ваша артистическая деятельность…» — все сюсюкала она вокруг. Я-то на нее, против обыкновения, и внимания не обратил.

Немедленно она отвела меня в палату, и не в какую-нибудь, а в отдельную — их всего три штуки было на весь санаторий, — и в столовую к сестре-хозяйке сама отвела, и сама повела к лечащему врачу. И вот она уже ездит со мной на грязи да на ранние ванны, прерывая свои дежурства, и самолично доставляет меня обратно на автобусе. «А какие ваши дальнейшие творческие планы?..» И то и дело шмыг ко мне в одиночку: дескать, мол, как самочувствие да действует ли водопровод… Одним словом, окружила меня заботой, ластится ко мне, напрашивается в обожательницы, такая энергичная, такая поклонница искусства, вкрадчивая, таинственно-доступная и вместе с тем знающая себе цену!

Коротко ли сказка сказывается, долго ли дело делается, подстерегла-таки меня рыжая лиса. День прошел, два прошло. И вот она уже ночует со мной в одиночной комнате, да какое счастье, да это сама судьба!.. И так она действует на меня успокаивающе, что там твоя валерьянка! Этим и взяла. От дедушки ушел, от бабушки ушел, от зайца, от медведя, от волка. А она — иначе и не скажешь — ам меня! И привет.

Точно для испытания подоспела тут затея устроить в санатории вечер самодеятельности. Естественно, кого первым привлекли? Меня, конечно. Организуй им концерт, чтобы все было чин чинарем. Я не стал отбрыкиваться, считая, что хлопоты рассеют меня с пользой. В общем, сляпалась программа ни два ни полтора, но жить можно. Тем более что ответственности на мне, в сущности, никакой. На себя, естественно, я взял роль конферансье и художественное чтение.

Концерт проходил нормально. Выступила певица из отдыхающих и неплохой гитарист, хоть и любитель, кто-то сыграл на рояле, миленько станцевала дочка санаторской паспортистки. Доходит очередь до меня. Прочитал «Злоумышленника» Чехова. Вызывают на бис. Прочитал короткий рассказ Виктора Ардова. Требуют еще. Начал Марка Твена. Этот рассказ когда-то замечательно читал Абдулов, и как дошел до знаменитой присказки:

Режьте билеты, режьте билеты,
      Режьте осторожней!
Перед вами, перед вами,
      Пассажир дорожный! —