Прошел еще год, прежде чем Макарычев списался наконец с Андрюшкой Севриковым, захватил привезенный из Праги спиннинг и вырвался на две недельки помотаться по водохранилищу, которого еще и не видел вовсе, побывать над теми местами, где они мальчишками ловили пескарей да плотвичек. В Москве ему говорили, что в стороне от судового хода над водой поднимается колокольня старинной церкви в затопленном городе Мологе, — в нем он когда-то заканчивал семилетку.
— Сейчас сами выйдем в море, вот тогда поглядишь, — все повторял между тем Севриков, предвкушая, какое впечатление оно произведет на товарища. — Местами судовой ход так проложен — берегов не видать.
— Ох и нагорит тебе, Андрюшка, от начальства — вместо дела занялся экскурсоводством, — заметил Макарычев.
— А мои дела в том и состоят, чтобы ходить на катере по водохранилищу да следить за порядком. Я ведь здесь, так сказать, водное ГАИ.
— Ну-ну, я шучу. В случае чего в обиду тебя не дам, — снисходительно сказал Макарычев.
Они быстро спустились по крутой бетонной лестнице, миновали площадку, где расхаживал часовой, спустились еще ниже, обогнули береговой откос, красиво выложенный бетонными балками, — между ними в широких швах для декоративной услады пробивалась трава, ярко-зеленая, весенняя, несмотря на август. К причалу, где их ожидал катер судоходной инспекции, они сошли не торопясь.
Как и в пору юности, Севриков был худой и плоский, высушенный, будто вяленая рыба, а Макарычев раздобрел, посерел лицом, обрюзг, потому что мало бывал на воздухе и мало двигался, и в своей мышиного цвета дырчатой шляпе и щеголевато расшитой украинской рубахе выглядел важно, и дать ему можно было намного больше его пятидесяти шести лет.
— Чего только не создаст человек, — заметил Макарычев с достоинством, глядя снизу на мощное сооружение шлюза, и покачал головой. — Приятно сознавать, что здесь есть доля и наших с тобой трудов, а, Андрей Васильевич?
— Это ты прав, — согласился Севриков.
Красный глазок светофора на башне шлюза сменился зеленым, точь-в-точь как на оживленном городском перекрестке, катер их отчалил и проворно юркнул во вторую шлюзовую камеру. За ним в бетонное узилище втянулся старинный колесный шлепоход, тут же вполз буксир, черный от мазута, затем самоходная баржа, вроде той, какая только что прошла через первую камеру, наконец, в шлюз поспешно влетел красавец «Метеор» на подводных крыльях, обтекаемый, как самолет. Тотчас зазвучал электрический сигнал, заговорил стальным голосом невидимый диспетчер, и высоченные створки шлюзовых ворот позади них закрылись, заслонив весь белый свет.
Теперь они сами прошли процесс шлюзования, который только что наблюдали со стороны. Быстро, как на подводном лифте, они всплыли на своем катере на высоту семиэтажного дома, и перед ними, как незадолго до этого перед пассажирами теплохода, распахнулся необыкновенный морской простор. Обгоняя все суда, вперед вырвался скоростной «Метеор», и через минуту его не стало видно.
— Если хочешь знать, достойны удивления все наши нытики. И то нехорошо, и это не так! Послать бы их всех сюда поглядеть, что было и что стало. Эх, широта! — с восторгом сказал Макарычев. — Совершено чудо, и за какой срок? Всего за полвека!
— О чем ты говоришь?! — поправил его Севриков, и в голосе его Макарычеву послышалась добродушная укоризна. — Нашему морю двадцать лет. А создано оно за семь, если не за пять. Говорит, полвека! Между прочим, обратил внимание, генерал в каюте люкс? Ведь это Митька Фролов. Ну да, собственной персоной. Помнишь, какой он из деревни пришел в Мологу? А теперь лауреат, генерал-лейтенант. А Молога под водой. Тебе говорили, осталась одна колокольня? Размыло и колокольню.
Скрылись позади шлюзовые башни из желтого песчаника, катер прошел мимо огромной женской статуи с простертой вдаль рукой — она символизировала Волгу, — а они все стояли на железной палубе, вдыхая полной грудью свежий воздух и наслаждаясь сознанием, что перед ними настоящее море, сотворенное человеческими руками. Шутка ли сказать — водное пространство на многие десятки километров в длину и в ширину!
— Какую чудесную зону отдыха можно здесь создать. Лес, вода, солнце! Не умеем мы еще использовать свои богатства. Стоит только построить на берегах пансионаты, подвести дороги. Да сюда будут из Франции приезжать, — горячо промолвил Макарычев.
— Что говорить, — поддержал его Севриков, — руки не доходят.
Но вот не видно уже ни монумента «Волга», ни дальних берегов. Одна темная вода кругом. Поднялся ветер. Севриков сказал: «Вечерний бриз». «Значит, бывает и утренний», — отметил про себя Макарычев. Крутая, резкая волна била в железный борт катера. Стало покачивать. Севриков сказал с гордостью:
— Ты с ней не шути, с волной. Высота достигает трех метров. И потому ли, что вода речная, пресная и малый у нее удельный вес, или еще по какой причине, только волна у нас жестче и круче, чем на обыкновенном море.