Рукотворное море

Как большинство постояльцев в Палате лордов, в одиннадцатом часу я завалился спать в надежде, что завтра ранним утром отправлюсь в дальнейший путь, — на местном самолете мне предстояло тридцать пять — сорок минут лёта. Ровно в двенадцать ночи я проснулся от исполинского храпа. Он нарастал, крепнул, достигал грозовой, взрывной силы. На какой-то ужасающей, предельной высоте, когда возникало ощущение катастрофы, храпенье внезапно утихало и дыхание беспокойного соседа становилось совершенно беззвучным. В голову даже приходила страшная мысль: не хватил ли его часом инфаркт во сне? Через минуту-две храп возникал снова, постепенно росло, крепчало клокотанье, вздымаясь до крайних высот, и затем исчезало.

Вероятно, человеку снились какие-нибудь кошмары. Слышно было, как он извивается в постели, рвет на себе покрывало, скрипит зубами, точно его душат или черти поджаривают на адской сковородке. Иногда он сдавленным голосом бормотал что-то нечленораздельное, затем опять — нарастающий, взрывной храп, точно сейчас в клочья разорвет спящего, а заодно всех окружающих, и вслед за тем — внезапное, пугающее безмолвие.

Что говорить, спать не было никакой возможности. Я открыл глаза и увидел, что по соседству горит на тумбочке свечной огарок — пожилой лысый мужчина в очках терпеливо читал толстую книгу в синем переплете. Я понял, что в Палате лордов, кроме храпуна, никто не спит.

— Послушайте, — негромко в темное пространство сказал я, — может, его надо разбудить?

— Бесполезно, — ответил тот, кто читал при свечке. — Я мучаюсь третью ночь.

— Это все-таки безобразие. Нужно заявить администрации. Пусть его куда-нибудь переведут, — сказал кто-то.

— Знаете, неловко, — с интеллигентской деликатностью заметил первый.

— Вот свинья, — отозвался хрипловатый голос с дальней койки. — Приходит ночью и лезет в постель не раздеваясь. Еще вшей нам здесь разведет, скотина.

— Я сейчас встану и разбужу его, — предложил кто-то из темноты.

— И будете возле него всю ночь дежурить? — спросил читавший толстую книгу.

— А кто он такой? — спросил я.

— А черт его знает! Храпун — вот и все, что о нем известно. И молодой при этом, почти мальчишка, — ответил тот, кто говорил, что нужно заявить администрации.

Не знаю, удалось ли кому-нибудь заснуть, я маялся всю ночь. В шесть утра храп внезапно прекратился, и в свете, падающем из коридора через широкую дверную фрамугу, видно было, как откинулось покрывало и из койки вышел, не встал, а вышел из нее, как пловцы выходят из морской пучины, — высокий, стройный парень, полностью одетый, даже с ферганской тюбетейкой на голове. Выйдя из койки, он мягко шагнул к двери — и был таков.

До десяти утра все в Палате лордов мирно спали.

За этой ночью, увы, последовала другая, третья, пятая, десятая. Как случается в Средней Азии ранней весной, погода испортилась всерьез и надолго — налетел афганец. Из прогалины между дымными холмами, усеянными праздничными маками, подул пронзительный ветер, затем пошел снег. Подсвеченный аэродромными огнями, он медленно опускался на весеннюю землю, кружась в воздухе рыхлыми хлопьями, величиной с двугривенный, как в театре, когда с помощью световых эффектов изображают метель. Утром мы проснулись после ужасной ночи, и перед нами предстала удивительная картина: на распустившихся деревьях, на больших листьях, сохранивших весеннюю свежесть, лежали толстые подушки липкого снега, и ветви низко гнулись под его тяжестью. А вокруг по полям, точно в бредовом сне, кровавыми брызгами поднимались из-под снега поникшие маки.

Вся жизнь замерла вокруг. Прекратилось движение в аэропорту, он не принимал и не выпускал самолетов, не стало видно машин на шоссе, в окрестных садах уже не призрачный туман цветенья играл и переливался, а угрюмо ползли под цветущими фруктовыми деревьями тяжелые клубы дыма для спасения урожая.

Уезжать из аэропорта не имело смысла: гостиницы в городе также были переполнены. Кроме того, каждый надеялся: а вдруг синоптики дадут погоду. Действительно, самолетам дальних рейсов через день-другой разрешили посадки и взлеты, но местные линии по-прежнему не работали.

Сейчас, по прошествии времени, я не жалею о задержке. Публика в Палате лордов подобралась разношерстная. Жили здесь горные инженеры; молодой врач, едущий в глубинный район по распределению; золотоискатель, возвращающийся из отпуска, — вблизи горных рек находились золотоносные месторождения; офицер пограничных войск, едущий с курсов по переподготовке; преподаватель истории, — не помню, почему он сюда попал; зоотехник; пожилой юрисконсульт, многое повидавший на своем веку; проектировщик, нет, строитель крупной гидроэлектростанции, тоже человек уже пожилой; бригада художников, прилетевшая из Киева оформлять по договору к Первому мая главную городскую магистраль.