Рукотворное море

— Осипцев, а мне? — кричал адъютант командира. — Смотри, Осипцев, поссоримся. Сегодня мне должно быть два письма.

— Вам нету, товарищ лейтенант. Вам пишут, — вежливо и смущенно отвечал Осипцев, точно и в самом деле он был виноват, что лейтенанту Шефферу нет писем ни от матери, ни от невесты из Куйбышева.

Подполковник тем временем разглядывал конверты.

— Ну что за беда! Эрзац! — говорил он. И по поводу второго письма: — Эрзац! — И по поводу третьего. И он обращался к Осипцеву: — Не те письма, Осипцев. Сплошной эрзац. Ты мне от жены привези.

— Завтра, товарищ подполковник. Завтра обязательно, — отвечал экспедитор и улыбался. Как бы он хотел, чтобы привезенные письма были теми, которых ждут!

Все с нетерпением ожидали писем с Осипцевым и получали их, и не ждал только майор Лось, потому что ему не от кого было получать письма. В полку было известно, что жена майора погибла во время бомбежки под Смоленском в первые дни войны. Маленький сын его жил с теткой где-то на Урале. Писала она редко, и Лось привык жить без почты. Каждый раз, когда приезжал Осипцев, майор уходил из штабной землянки и старался вернуться попозже, когда письма будут прочтены, попрятаны или сожжены в железной печурке.

Однажды, раздав почту тем, кто находился в землянке, Осипцев сбросил почтовую сумку, разогнулся, насколько позволял низкий потолок, и вытащил из-за борта ватника пять конвертов.

— Майору Лосю сегодня пять штук, — торжественно объявил он.

Люди в землянке удивленно переглянулись. Откуда майору письма? Пять штук! От кого?

— Дай-ка сюда, — сказал комиссар полка.

Письма ничего не сказали. На конвертах не было обратного адреса.

— Осипцев! — строго сказал командир. — Сознавайся сразу: схитрил что-нибудь?

— Что вы, товарищ подполковник! Разве такими вещами шутят?

— Тогда будем выдавать по штуке, чтобы он сразу не испугался, — сказал подполковник.

— А может, прочесть? Может, там что-нибудь неприятное? Хватит майору гибели жены, — сказал лейтенант Шеффер.

Командир полка посмотрел на военкома, военком посмотрел на командира.

— Нет, все-таки неудобно. Будем выдавать по штуке, в порядке штемпелей отправления, и в случае чего…

У входа в землянку послышались шаги Лося. Плащ-палатка откинулась. Военком протянул майору письмо.

— Мне? — спросил Лось.

Он взглянул на конверт и нахмурился. Почерк был незнаком. Обратного адреса на конверте не было.

Люди в землянке с ожиданием смотрели на него. Лось развернул конверт, оглядел листок бумаги и улыбнулся. Он не читал письма. Слишком быстро он перевернул страницу. Затем он снова посмотрел начало и снова слишком быстро, чтобы прочесть, перевернул страницу.

Шеффер привстал и заглянул в почтовый листок. Он ничего не понял. Его толстое, румяное, подвижное лицо штабного комика изобразило испуганное недоумение. Теперь и командир, и комиссар, и телефонист, и помощник подполковника по строевой части, и пришедший по делу командир первого дивизиона — все смотрели на Шеффера. Лейтенант пожал плечами.

— А больше нет? — спросил Лось.

Военком заглянул в письмо и увидел множество непонятных волнистых линий.

— Есть еще, — сказал он и выдал майору второе.

Так же, как в первом, листок бумаги был испещрен множеством волнистых линий.

— Посмотрите это, — сказал военком в недоумении и выдал Лосю третье письмо.

Оно выглядело так же, как первые два.

— Давайте остальные, хватит смеяться, — сказал Лось. Лицо его расплывалось в радостной улыбке.

Все с огорчением и недоумевающими лицами склонились над письмами майора, и только он один счастливо улыбался, хмуря от непривычной радости свой высокий и чистый лоб. Только ему были понятны эти неровные, извилистые линии. В них он умел прочесть больше, чем если бы отправитель высказал свои мысли общедоступными буквами и словами. В конце последнего письма, вслед за одинаковыми во всех письмах волнистыми линиями, каракулями ребенка, только-только научившегося писать, было нацарапано: «Дорогому папе от сына Женечки».

— Теперь понятно, почему так долго вы не имели писем, товарищ майор, — сказал лейтенант Шеффер. — Военная цензура была озадачена: не шифр ли это какой-нибудь? Разберись-ка, что это значит.

— Нет, ответил майор, — просто у мальчика была тяжелая скарлатина. Я об этом не рассказывал. А кроме того, видите, пока мы воюем, он научился грамоте.

В землянке было тихо и тепло, а снаружи трещали выстрелы и уныло завывали мины над передним краем. Все, кто сидел в землянке, чувствовали себя так, точно они сидят дома, в просторной комнате, за обеденным столом, покрытым чистой скатертью, и слушают милую сердцу игру ребят в кубики и в войну.

НИЧЕГО ОСОБЕННОГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ