Патриция думала, что, возможно, больше не увидит его после того, как накричала на него в ночь, когда кто-то разгуливал по крыше. Она вела себя так, как будто это он был виновником ужаса, что они с детьми испытали, и не было бы ничего удивительного, откажись он от дальнейшего общения. Стыдно, что без особых на то причин она так плохо отнеслась к этому человеку, потому увидеть его на пороге, как будто ничего не случилось, стало настоящим облегчением.
Она провела гостя в столовую.
– Я до сих пор ругаю себя за то, что меня не было в тот вечер дома, – сказал Картер, вставая из-за стола и пожимая гостю руку. – Слава богу, вы оказались поблизости. Дети называют вас героем дня. Мы всегда рады видеть вас в нашем доме.
Джеймс Харрис принял его слова за чистую монету, и вскоре Патриция поймала себя на том, что начинает ждать звонка в дверь, когда Кори подносит ко рту последний ролл или когда Блю объясняет, что это жара мешает ему доесть цукини. Вечер за вечером она встречала Джеймса Харриса на своем крыльце, и они обменивались мнениями по поводу очередной книги «не-совсем-клуба», или он справлялся, как обстоят дела с ремонтом кондиционера, или хотел знать, как поживает Мисс Мэри, или рассказывал о том, как посетил церковь вместе со Слик и Лиландом. Затем она приглашала его в дом на мороженое.
– И как он так точно появляется к десерту? – пожаловался Картер после четвертого посещения Джеймса, прыгая по спальне на одной ноге в попытке снять потный носок. – Словно прямо с улицы слышит, как открывается дверца нашей морозилки.
А Патриция радовалась, что Джеймс продолжает приходить к ним, так как Картер лишь два дня следовал своему обещанию возвращаться домой до темноты, а потом снова стал задерживаться на работе, и она и дети ужинали одни. Хотя чаще всего за столом оказывались только она и Блю, так как до своего отъезда в двухнедельный футбольный лагерь в конце месяца Кори хотелось посетить с ночевкой почти каждую из своих подруг.
Где-то на пятый визит Джеймса Патриция осмелилась подольше оставить окна в доме открытыми, еще через какое-то время она совсем перестала закрывать на ночь окна на втором этаже, следом и на первом, а прошло еще несколько дней, и ночами только задвигали щеколды на дверях с антимоскитной сеткой, так что водруженные на подоконники вентиляторы круглосуточно гудели, беспрепятственно прогоняя через дом уличный воздух.
Еще одной причиной радоваться приходам Джеймса Харриса стали нарастающие сложности в общении между ней и сыном. Единственной темой, интересующей сейчас Блю, были нацисты. Она помогла ему оформить в местной библиотеке взрослый читательский билет, и сейчас он изучал заполненные фотографиями документальные книги издательства Time-Life, посвященные Второй мировой войне. Его блокноты заполняли многочисленные свастики, молнии СС, танки, бронетранспортеры и черепа. Любые попытки поговорить с ним – о летней экологической программе в лагере «Оазис», например, или о походе в бассейн «Криксайд» – он переводил на нацистов.
Неожиданно Джеймс Харрис оказался нацистоведом, он свободно поддерживал беседу на одном языке с Блю:
– Знаешь, вся американская космическая программа основана на разработках Вернера фон Брауна и кучки других нацистов, которым Соединенные Штаты дали убежище, так как эти люди знали, как строить ракеты. – Или: – Нам нравится думать, что это мы победили Гитлера, на самом деле это русские остановили лавину войны. – Или: – А ты знаешь, что нацисты выпускали фальшивые британские купюры с целью дестабилизировать их экономику?
Патриции было интересно наблюдать за тем, как сын отстаивает собственную точку зрения в разговоре со взрослым, хотя очень хотелось, чтобы они говорили о чем-нибудь, кроме Третьего рейха. Но мать учила ее, что нужно ценить то, что у тебя есть, а не плакать по тому, чего нет, поэтому Патриция позволяла Блю и Джеймсу заполнять пространство, которое оставляли пустым Картер и Кори.
Этими вечерами, над лотком с мороженым, среди распахнутых настежь окон, сквозь которые дул приятный, теплый, чуть солоноватый ночной бриз, слушая споры о Второй мировой, Патриция в последний раз чувствовала себя по-настоящему счастливой. Даже после того, что позже превратит ее жизнь в сплошную боль, воспоминания об этих летних посиделках окутывало мягкое сияние, которое часто помогало ей унестись в чудесный мир сна.
Спустя почти три недели после ночного происшествия она с удивлением обнаружила, что с нетерпением ждет вечеринки по поводу дня рождения Грейс. Наконец-то Патриция почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы выйти из дому после захода солнца, и не важно, что пройти надо было всего один квартал, а Картер обещал освободиться пораньше, она приняла это чувство уверенности за знак, что жизнь возвращается в нормальное русло.
Едва за четой Кэмпбеллов закрылась дверь, миссис Грин скинула туфли и засунула в свою сумочку содранные с мокрых ног носки – было слишком жарко, чтобы ходить обутой. Блю и Кори ночевали у друзей, и в доме не было никого, кого могли бы смутить ее босые ноги.