Румынская повесть 20-х — 30-х годов

Из семерых детей, которыми наградило их небо, в живых остались двое. Остальные умерли от кори и дифтерита; имена их и лица стерлись в памяти, исчезли заодно с цветами, бабочками и ягнятами минувших дней. Липан больше любил девчонку, она была годами постарше и звалась Минодорой — имя это он услышал у монахинь Агапиевской обители, и оно ему понравилось. Парня звали Георгицэ, мать холила его, не давала в обиду, когда в глазах Некифора Липана загорались зловещие огоньки.

Имя это, Георгицэ, было Витории особенно дорого: то было подлинное, хотя и тайное имя самого Некифора Липана. Так нарекли его крестные и священник, свершивший над ним таинство крещения во имя истинной веры. На четвертом году жизни, однако, ребенок тяжко заболел и до того стал плох, что пришлось спешно призвать священника для елеосвящения. Тогда-то, после соборования маслом, и явилась старая цыганка, жена Лазара Кобзару, и мать продала ей ребенка за медную денежку. Получив ребенка через окно, Кобзариха дунула ему в лоб, шепнула нужные заговорные слова и изменила ему имя, дабы смерть и хвори не узнали его. С той поры и стали звать его Некифором. Но когда они оставались вдвоем и никто не слышал, она звала его Георгицэ, и голос ее при этом сладко замирал. Эту сладкую напевность унаследовал и сын.

Сын спустился с гуртами, чабанами, ослами и сторожевыми псами на зимовку к заводям Жижии. Место называлось Кристешть, и от него до Ясс — рукой подать. Отец велел дожидаться там его приезда — надо было рассчитаться за камышовые кошары, сено и чабанам заплатить. И вот — сколько времени прошло, а Некифор и там не показывался, и сын все ждет и не может воротиться домой.

Прошлыми днями пришло письмо, и прочитал его все тот же отец Дэнилэ. Сын отписывал, что ждет отца, деньги, мол, нужны, чтобы расплатиться с пастухами да и с хозяином заводи.

«А овцы здоровы, — уведомлял он, — и мы, хвала богу, тоже; и время погожее, а по дому скучаем. Целую руку, матушка, целую руку, отец».

Так было сказано в письме Георгицэ, и Витория знала все эти слова на память. Стало быть, Некифор и там не объявлялся. Почему же он мешкает? Кто его знает. Свет велик, и скверны в нем много.

На третий день после того первого письма почтальон опять затрубил на галечном берегу. Витория спустилась к реке и получила другое письмо. То был ответ гуртоправа Алексы, написанный рукой парня. Выходит, письмо сыновье, а слова гуртоправа.

«Как я уразумел, хозяйка, из письма твоего к Георгицэ, ты все еще дома одна. А Некифор Липан, хозяин наш и овечьих отар, тут тоже не объявлялся. Так что нам позарез нужны деньги: платить пастухам и на корм скоту и людям — и ты изволь выслать их. Сдашь деньги в Пьятре на почту, а тамошние почтари отпишут тутошним в Яссах, чтобы выплатили нам столько-то и столько-то. Потом они уж как-нибудь встретятся и разберутся, кто сколько дал, сколько получил — это их дело. А мне такой порядок по душе — и скакать сюда нет надобности, и в дороге никто не отнимет. А коли ты решила иначе, отпиши сыну, — мы тогда продадим старых овец. Все равно приедет хозяин и привезет новую отару из Дорны».

Что же могло стрястись с мужем? От него одного нет ни единой весточки.

Накануне она было воспрянула духом: внизу опять послышался зов трубы. Держа открытку в руке, Витория поспешила к отцу Дэнилэ: вдруг эта весточка из Дорны.

Нет, весть была не из Дорны, а из более близкого местечка — из города Пьятры. Читая, отец Дэнилэ смеялся так, что живот у него ходил ходуном. А Витория, зардевшись, не знала, куда глаза девать. Эти слова она тоже помнит теперь наизусть, а перед глазами мелькают выведенные на открытке крылатые ангелочки в венках из роз.

Цветная открытка была адресована «барышне» Минодоре Липан:

«Лист зеленый, цветик гор,
Обожаю до сих пор,
Гицэ К. Топор».

Этот Гицэ — сынок дьякона Андрея, он теперь на военной службе в Пьятре. Выходит, не угомонился, мутит девку. Хорош, ничего не скажешь, хороша и матушка его, дьяконица, уж ей-то она выскажет все, что на сердце накипело. Но пуще всех виновата эта вертихвостка: только и знает, что глазами зыркает! Витория поспешила домой. Топнув ногой, она выбранила дочь, осыпала ее горькими словами.