Руны судьбы

Ответом ему было молчание. Раздражённый, Карел огляделся, подобрал большущий сук и заколотил что было сил. Эхо разносилось вокруг и многократно отражалось меж деревьев. Тополь, похоже, внутри был пустым.

– Зухель, вылезай! Шестой день спишь! Дыру пробью и дерево сломаю!

Что-то скрипнуло, потом послышалось недовольное ворчание. Снег возле тополевых корней зашевелился, вспучился, и из него вдруг высунулась морда. Ялка попятилась. Волосатая, размером с две кошачьих, с большими чёрными смышлёными глазами, которые немедленно прищурились, узревши снеговой покров, морда Зухеля напоминала гротескное человечье лицо. Зверёк (а может, тролль), похоже, был ночным. Секунд пятнадцать Карел и его приятель задумчиво созерцали друг друга, затем Зухель шумно вздохнул и выбрался целиком.

– Опять снег… – проворчал он, стряхивая его лапой с ушей и с носа. – Ненавижу зиму! Что они там, наверху, совсем с ума посходили? – Он повернулся к Карелу. – Чего разорался? Чего тебе?

Он оказался малюсенького роста, вполовину меньше Карела, с руками и с ногами, словно человечек, только с хвостом. Никакой одежды на нём не было, лишь густая и, видимо, довольно тёплая шёрстка, покрывавшая его с подошв до кончиков ушей. Ялка пятилась, пока не уткнулась в дерево спиною, наложила крестное знамение на себя и на зверька и малость успокоилась, когда тот не исчез в огне и не провалился сквозь землю. Для дьяволёнка Зухель был чересчур симпатичным. Пока всё ограничивалось головой, торчащей из-под снега, ей какое-то мгновение хотелось до него дотронуться, даже погладить. К тому же рогов и копыт на нём не наблюдалось, а что до хвоста, так и у кошки тоже хвост…

Попала в заколдованный лес, напомнила она себе, жди заколдованных событий.

– Вот, – тем временем небрежно указал в её сторону Карел. – Познакомься. Это Ялка, она зовёт себя Кукушк… То есть, тьфу, что я говорю! Это Кукушка, и она зовёт себя Ялкой.

– Я Ялка, – решила та прийти ему на помощь. – Это травник Лис зовёт меня Кукушкой.

– Её Лис привёл, – с облегчением закончил Карел. – Вот.

Маленький тролль (всё-таки это, наверное, тролль, решила Ялка) заметил девушку только сейчас. Подобно Карелу в первые минуты знакомства, он обошёл её со всех сторон, пощупал лапкой краешек подола (Ялка с трудом удержалась, чтоб не закричать и не поддать ногой – уж очень Зухель походил в этот момент на большую, вставшую на задние лапки мышь), остановился перед ней и задрал голову.

– У тебя есть изюм? – спросил он.

– Нет… – растерялась та. И глупо спросила: – А надо?

– Принеси, когда найдёшь. Люблю изюм, – он повернулся к Карелу. – Вэйхатил уже знает?

– Высокий всегда всё знает, – горделиво ответил тот и надулся, словно был другом этого самого высокого, который всегда всё знает. – Зови остальных.

– А надо?

– Надо. Я пообещал ей показать.

– Спят же половина.

– Те, кто проснётся, не обидятся. Как жрать, так первые.

– А сам-то!..

– Хорош болтать. Давай начинай.

Откуда-то взялись две палочки, похожие на барабанные. Тролль огляделся, взял их в зубы, подскочил к большому дуплистому чёрному вязу и, как белка, легко и бесстрашно взобрался ему на макушку. Замер на мгновение, примерился и выдал такую частую, раскатистую дробь, какой доселе девушке не доводилось слышать – монолитную и лёгкую, как звук журчания водопадной струйки, когда один удар почти сливается с другим. Выждал, пока не смолкло эхо, хихикнул и пошёл молотить уже без шуток, в сумасшедшем темпе чередуя разные – простые, сдвоенные, строенные и даже счетверённые удары. Впрочем, за последнее Ялка не могла поручиться. Палочки так и мелькали у него в руках, снежная пудра сыпалась с ветвей. Вяз отзывался по-разному, в зависимости от того, куда приходился удар: др-рум, та-тах, др-рум, та-тах, да-да-бум, да-да-бум, ра-та-та-та, ту-дут, ту-дут… Эхо разносило звуки далеко вокруг. Даже Ялка, не понимая их значения, постепенно прониклась общим настроением: «Сюда! Хэй, все, кто спит и кто не спит! Сюда! Хэй, хэй, сюда скорей!»

И всё это – привычно, весело и лихо, куда там полковому барабанщику! И никакой тревоги или спешки. Меньше чем через минуту Зухель кончил грохотать и соскочил, почти не цепляясь за ветки, и стал ждать. Ялка почувствовала необъяснимое радостное возбуждение. Даже лес, с утра залитый раздражающим, пронзительным морозным светом, показался ей каким-то посвежевшим и проснувшимся. Где-то даже запела птица.

Птица…

Зимой?

– Ну, ты выдал, – одобрительно заметил Карел. – Сущий дятел.

– Сам ты дятел, – обиделся Зухель, похоже, непритворно.

– Ладно, не сердись… О, – Карел поднял палец: – Гляди, кое-кто уже здесь.

А между деревьев и вправду возникло движение. Ялка завертела головой. В этот момент ей, как никогда, хотелось бежать без оглядки.