Руны судьбы

Солдаты, говоря между собой по-испански, тотчас столпились у горящего камина, словно хотели отогреться, прежде чем идти дальше. Томасу оставалось надеяться, что они зашли ненадолго, иначе плакала вечерняя выручка – никто из местных не рискнёт сидеть в трактире, где пьянствует испанская солдатня. Впрочем, с ними монахи…

Монахи.

Томас замер: монахи и солдаты.

Он снова произвёл в уме два-три арифметических действия и похолодел.

Солдаты и монахи.

Инквизиция.

Старший из братьев-доминиканцев тем временем подошёл к стойке, пытливым взглядом оглядел Томаса с макушки до пояса и вынул из футляра на груди большой листок бумаги, свёрнутый в тугую трубку. У Томаса от нехорошего предчувствия сжалось сердце.

Испанцы под вечер и так дурная примета. А этот листок…

– Pax vobiscum, сын мой, – с чуть заметным испанским акцентом поздоровался монах. Листок в его руках неторопливо разворачивался.

– Добрый вечер, святой отец, добрый вечер… Чем могу служить?

– Я хочу спросить вас кое о чём. Вы видели когда-нибудь этого человека?

Хотя в этом не было совершенно никакой надобности, Томас медленно полез в карман, почти повторяя движения монаха, достал оттуда кожаный футляр, а из него – очки в позеленевшей медной оправе, с особым тщанием водрузил их на нос и поднял со стойки листок, уже заранее зная, чьё лицо он там увидит.

Так оно и оказалось.

Сейчас, уже второй раз за день вглядываясь в знакомые черты, Томас подумал, что ему неимоверно, неправдоподобно повезло, что первым заявился мальчишка, после – тот, второй, и только потом – инквизитор и солдаты. Всё это некоторым образом подготовило его и притупило волнение. Очень трудно было бы сохранить спокойствие и это равнодушное, чуть заинтересованное выражение лица, случись священнику опередить тех двоих. «Всё-таки наш Лисс – очень маленький город, – мелькнула в голове непрошеная мысль. – О, да – очень маленький…»

Томас боялся. Томас очень боялся. Но сейчас даже руки у него не дрожали.

– Нет, – сказал он твёрдо и с сожалением покачал головой. Сложил очки и аккуратно положил их на стойку. – Я никогда его не видел.

– Уверены? – спросил священник.

– Да. Мои глаза не те, что раньше, – несколько неудачно попытался пошутить Томас, – но память у меня пока ещё хорошая. Мне очень жаль, – добавил он, обвёл взглядом священника и его спутников. – Могу я чем-нибудь ещё вам помочь, святой отец?

– Нет. Впрочем, угостите нас пивом. Мне говорили, что у вас хорошее пиво.

– Лучшее в городе.

– Прекрасно. Тогда пива мне и шестерым моим сопровождающим. Они заплатят. Пива – и чего-нибудь закусить.

– Право, не знаю, – замялся трактирщик. – Сейчас уже поздно, плита остыла. Яичница? Мясо?

– О да. Замечательно. Мясо солдатам, яичницу мне и моему ученику.

– Тогда подождите минутку.

Пока испанцы располагались в зале, Томас с профессиональной ловкостью наполнил кружки, отнёс их к столу и удалился на кухню. Жену тревожить не хотелось. Он подбросил в печь угля, поддул мехами, снял с крюка две сковородки и принялся за дело.

Оказавшись в привычной стихии, Томас подуспокоился и теперь, разбивая яйца и переворачивая скворчащее мясо, задумался над произошедшим. А происходило странное. Томас плохо разбирался в живописи, в рисовании и вообще в искусстве. Можно сказать, совсем не разбирался. Но он был в состоянии понять, что портрет, который у мальчика, и портрет, предъявленный монахом, рисовала одна рука. Неужели мальчишка работал на инквизитора? Да нет, не могло такого быть. Тогда откуда он у парнишки? Спрашивать об этом у монаха не хотелось.

Девятое или десятое яйцо оказалось с кровавыми хлопьями. Томас выругался шёпотом и принялся вылавливать и вырезать концом ножа кровавые куски. Мысли его приняли иное направление.

Зачем Жуга вообще понадобился инквизиции? Конечно, этого следовало ожидать. Испанцы в последнее время совсем озверели. Святая Церковь видела еретиков, где надо и не надо («Надо бы кошек из зала убрать», – подумалось ему). Но травник… Чем мог досадить им травник? Впрочем, было бы желание, а причину всегда можно отыскать. Нелюдимый, неизвестно где проживающий, Жуга всегда был личностью немного подозрительной.

Они все искали одного человека. Все. Томас поразмыслил и твёрдо решил предупредить травника, как только тот появится в городе. Это было можно проделать. Понаблюдать за домом, и за тем, другим… Это могло быть опасным, но старый Томас умел платить свои долги.

Он появился в зале, неся дымящую яичницу и сковородку с мясом, поставил их перед священниками и солдатами, выложил меж ними булку хлеба и спросил у монаха, не надо ли чего ещё.

– Спасибо, ничего, – за всех ответил тот. – А кстати, – он обернулся, – к вам сегодня, случаем, не заходил мальчишка?

– Мальчишка? – Томас лихорадочно пытался сообразить, что к чему.

– Да. Такой, знаете ли, оборванец в драном кожухе, маленький, как табуретка, и нахальный, как обезьяна.

Описания были профессионально кратки и убийственно точны. Томас сглотнул так сильно, что заболел старый шрам на горле, и с деланым равнодушием пожал плечами: