Томас сглотнул раз, другой, собрался с духом и заговорил. Слова полились из него потоком, будто прорвались невидимые шлюзы. Он рассказал всё. Что произошло сегодня утром, вечером и днём, как его спрашивали сначала паренёк с портретом, потом Рутгер, а после – инквизитор. И тоже с портретом. Травник всё это внимательно выслушал и долго молчал, уставившись на тлеющие в глубине камина угли и барабаня пальцами по столешнице. Вздохнул.
– Гюнтер? – наконец проговорил он. – Интересно. Этот мальчишка… Ты его знаешь?
– Первый раз вижу.
– И он тебе не назвался?
– Нет.
– А тот, второй? Который хотел, чтобы ты обо мне сообщил?
– Рутгер? Он из гильдии воров. Из новеньких. Но уже… – Он сделал многозначительную паузу и дёрнул подбородком, как бы говоря: «Известен». – А вообче-то, я всех их плохо знаю, – признал он. – Такой, среднего роста, с белой головой и синими глазами. Далеко целит, если посмотреть как держится.
– Ах, вот, значит, кто. Понятно. Что ж, раз такое дело… – Травник встал. – Ты, Томас, вот что: не отпирайся, если снова будут спрашивать обо мне. Мол, да, видел, да, вспоминаю, вроде, был такой. Не знаю, где сейчас. В конце концов, оно ведь так и есть. Об остальном ни слова, понял? Про дом, про деньги, про Рудольфа ничего не говори. Если хочешь… – он помедлил. – Если хочешь, пошли Бликсу в «Кислого монаха». Это мне уже не повредит.
– Понял, – Томас торопливо закивал. – А тот мальчишка…
– Разберёмся. Ну, бывай.
Мгновение трактирщик колебался.
– Тебе опасно показываться на улицах, – сказал он. – Если ты не против, ночуй у меня.
Травник чуть заметно улыбнулся.
– Томас, я знаю этот город намного лучше, чем испанские наймиты.
Он распахнул дверь, шутливо отсалютовал трактирщику посохом и растворился в мутной темноте зимнего вечера. На столе остались недопитое пиво и медный кругляш потемневшей монеты. Сколько Томас себя помнил, ему ни разу не удавалось угостить рыжего травника бесплатно – тот всегда отыскивал способ уплатить, как будто ни минуты не хотел оставаться в долгу.
Или боялся, что больше не вернётся.
Шаги за дверью стихли, а трактирщик всё стоял, наморщив лоб, и вспоминал, всё ли, что надо, было сказано. И лишь когда уже шёл спать, сообразил, что про инквизитора Лис ничего не спросил.
Совсем ничего.
Некоторое время на поляне царило молчание.
– Что? Встать? А, да, конечно… – Ялка тотчас вскочила. Ей стало ужасно неудобно. Вопрос был задан из вежливости – после того, как её коснулся рог единорога, она чувствовала себя заново родившейся и уж стоять-то могла, хоть коленки и дрожали.
Ялка кивнула и огляделась. Все исчезли, только почему-то рядом с нею на снегу стояли огромные, несуразные Кареловы башмаки. Следов не было, толстяк в нелепой шляпе словно испарился. Она не стала их забирать, а
Они неторопливым шагом двинулись вдвоём вглубь зимнего леса. Ялка никак не решалась первая заговорить и гадала, как ей к нему обращаться.
– Высокий…
Девушка кивнула.
– Я думала, единороги существуют только в сказках, – сказала она и тут же поняла, какую сморозила глупость.
Лишь несколько секунд спустя до Ялки наконец дошло, за что он просил прощения, и она снова покраснела.
– Я не хотела, – сказала она, комкая подол и отводя глаза. – Я… Мне трудно объяснить. Я до сих пор не понимаю…
– Я? Я совсем его не знаю… Я… ну, просто у него живу. Неделю или две. Я не помню.
На миг ей показалось, что единорог нахмурился. Впрочем, тень быстро прошла. Какое-то время они шли молча. Сплетение нагих ветвей неслышно проплывало высоко над головами.
– А я… – она сглотнула и продолжила: – А это можно? Или ты думаешь, мне будет тяжело?
– Кто он такой? Расскажи мне про него. Пожалуйста.