Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

А прежде ее могила была очень почитаемой. К ней приходили многочисленные паломники, молились, поминали, набирали, как обычно, землицы в кулек. В конце XIX века там вкопали новый дубовый крест с неугасимою лампадой, а над самим холмиком установили своего рода часовню – металлическую решетку под сенью. Но когда разразилась неистовая большевистская борьба с почитаемыми русскими святынями, в том числе и с захоронениями, имеющими у православных верующих сакральное значение, часовня, крест, да и сама могила юродивой Анны были уничтожены.

Как легко и просто было жить в Москве при нем Блаженный Иван Яковлевич

В романе Ф. М. Достоевского «Бесы» в главе «Пред праздником» герои приезжают в дом к какому-то купцу посмотреть, как на редкостную диковину, на юродивого Семена Яковлевича. По словам жены писателя – Анны Григорьевны – в этом фрагменте «Федор Михайлович описывает посещение им известного московского юродивого Ивана Яковлевича Корейши». Мы еще успеем познакомиться с биографией этого Корейши, но прежде предоставим слово классику: Достоевский изумительно красочно изображает один день своего Семена Яковлевича, блаженного и пророчествующего. Этот колоритный эпизод может больше рассказать о повседневной жизни юродивого, нежели иное подробное жизнеописание.

Итак, Достоевский пишет: «Прибыли к Семену Яковлевичу ровно в час пополудни… Тотчас же узнали, что Семен Яковлевич изволит обедать, но принимает. Вся наша толпа вошла разом… Это был довольно большой, одутловатый, желтый лицом человек лет пятидесяти пяти, белокурый и лысый, с жидкими волосами, бривший бороду, с раздутою правою щекой и как бы несколько перекосившимся ртом, с большой бородавкой близ левой ноздри, с узенькими глазками и с спокойным, солидным, заспанным выражением лица. Одет был по-немецки, в черный сюртук, но без жилета и без галстука. Из-под сюртука выглядывала довольно толстая, но белая рубашка; ноги, кажется больные, держал в туфлях. Я слышал, что когда-то он был чиновником и имеет чин. Он только что откушал уху из легкой рыбки и принялся за второе свое кушанье – картофель в мундире, с солью. Другого ничего и никогда не вкушал; пил только много чаю, которого был любителем… В комнате было людно – человек до дюжины одних посетителей… Все ждали своего счастья, не осмеливаясь заговорить сами. Человека четыре стояли на коленях, но всех более обращал на себя внимание помещик, человек толстый, лет сорока пяти, стоявший на коленях… ближе всех на виду… и с благоговением ожидавший благосклонного взгляда или слова Семена Яковлевича. Стоял он уже около часу, а тот все не замечал.

Наши дамы стеснились у самой решетки, весело и смешливо шушукая. Веселые и жадно-любопытные взгляды устремились на Семена Яковлевича, равно как лорнеты, пенсне и даже бинокли; Лямшин, по крайней мере, рассматривал в бинокль… Семен Яковлевич спокойно и лениво окинул всех своими маленькими глазками.

– Миловзоры! Миловзоры! – изволил он выговорить сиплым баском и с легким восклицанием.

Все наши засмеялись: что значит миловзоры? Но Семен Яковлевич погрузился в молчание и доедал свой картофель. Наконец утерся салфеткой, и ему подали чаю.