Мы не однажды уже обращали внимание на приметы, позволяющие утверждать, что Корейша не был сумасшедшим в медицинском понимании. Но тогда возникает резонный вопрос: почему же он провел большую часть жизни в доме для умалишенных? Вне всякого сомнения, если бы Иван Яковлевич захотел вернуться в свою смоленскую баню или еще где-то обосноваться вне Преображенской больницы, он легко бы мог это сделать. Но спрашивается, для чего? Чтобы реализовываться как безумному Христа ради, у него здесь, в больнице, имелись все условия: он нисколько не был изолирован от мира, в посещениях Корейша не только не знал каких-либо ограничений, напротив, больничное начальство не могло не поощрять этих визитов, потому что каждый гость Ивана Яковлевича пополнял казну больницы.
Об этом ничего не говорится в жизнеописании, но, вероятно, Ивану Яковлевичу не возбранялось и покидать больницу по своему усмотрению на определенное время. Таким правом пользуются обычно многие неопасные, небуйные душевнобольные. Но Ивану Яковлевичу не было ни малого смысла покидать палату, которая, по сути, являлась его рабочим местом – приемной. Что он мог сделать лучшего и большего вне палаты, кроме того, что он делал в палате?
Редко кто приходил к Ивану Яковлевичу без подарков. Но почти ничего из того, что ему приносили, он не оставлял себе. Кроме разве нюхательного табака, которым юродивый обильно посыпал голову и одежду – видимо, от бикарасов. Все, что ему приносили, он немедленно раздавал – или кому-то из гостей, как сахарные головы той вдовице, или своим товарищам-соседям по больнице. Если же кто-нибудь предлагал Ивану Яковлевичу деньги, он неизменно отказывался и говорил: «У нас одежонка пошита и хоромина покрыта, находи нуждающихся и помогай им!» Иногда прямо здесь, у себя в комнате, он велел какому-нибудь состоятельному господину помочь находившимся тут же беднякам.
А услышать его слова, получить совета блаженного стремились многие люди, в том числе и такие бессребреники, что не имели возможности даже войти к нему – двадцати копеек не находилось. И вот эти люди – а их были тысячи – посылали к нему записки со своими вопросами или просьбами. Иван Яковлевич на все записки добросовестно отвечал.
Вот некоторые вопросы к Ивану Яковлевичу и его ответы.
«Что ожидает Петра?» – «Я не думала и не гадала ни о чем в свете тужить, а придет времечко – начнет грудь томить».
«Идти ли мне в монастырь?» – «Черная риза не спасет и белая в грех не введет. Будьте мудры, яко змии, и кротки, яко голуби».
«Выйду ли я замуж?» – «Эта хитрая штука в своей силе, что в рот носили».
«Скоро ли Х. разбогатеет?» – «Не скоро, а животи здорово!»
«Продастся ли деревня?» – «Никогда».
«Поправятся ли мои дела?» – «Господи, аще путь беззакония отврати от его, а настави на путь нетленного живота».
«Любит ли А-у Н-й?» – «Н-й любит Екатерину».
«Что мое дело?» – «Воды льются всюду, но все равны сосуды»
«Богато ли будет жить раба N?» – «Бог богат: надо думать, что будет богата chementia».
«Ехать ли нам этою зимой в Петербург?» – «Как вам угодно!»
«Будут ли мне рады в Петербурге?» – «Бог лучше радуется о спасении бренного человека, нежели о 9–10 праведных соспасенных».
«За кого выйдет девица А. замуж?» – «За Иосифа прекрасного».
«Что ожидает рабу N?» – «Мир нетления».
«Счастлив ли будет мой сын Александр старший?» – «Пока счастие прозябает, много друзей бывает; когда счастие же проходит, тогда ни един друг ни приходит».
«Как раба А. будет жить: счастливо ли и богато ли?» – «Мирно и враждебно и спасительно будет жить».
«В пользу ли рабы N кончится дело в Сенате?» – «Половину дела тот мает, кто добрый начал обретает».
«Счастлив ли будет Николай и кто он будет?» – «Щастлив, а чин его архидиакон».
«Что будет рабу Константину?» – «Житие, а не роскошная масленица».
Едва ли можно как-то прокомментировать ответы Ивана Яковлевича. Почти все они весьма неопределенные. Это обычная манера юродивых отвечать загадками, пророчествовать так, чтобы их пророчества не могли быть истолкованы однозначно. Причем это одинаково относится и к настоящим безумным Христа ради, и к лжеюродивым. Последние, во всяком случае, и не могли пророчествовать определенно и однозначно. Все их пророчества – это лишь игра слов, конструкция нарочито несуразная по смыслу, а порою и с изуродованной грамматикой. И чем фраза несуразнее, чем она загадочнее, тем более подлинным, более чудесным откровением она воспринимается потребителем информации, тем более завораживающе действует на него.
Но дело в том, что не менее несуразные по смыслу и с не менее изуродованной грамматикой пророчества выстраивали и настоящие блаженные. Ответы Ивана Яковлевича это безусловно подтверждают. Только пророчества настоящих блаженных – это, по сути, глас с Небес, лишь озвученный избранными, а словотворчество лжеюродивых – плод их собственной фантазии или даже подсказка от лукавого, если кому-то больше нравится такая формулировка.