Русло реки

— Но, Ларк, — сказал я. — Это добавит ненужные мили. Пойти на юг и обратно. Мы не можем просто идти прямо?

— Я уже говорила, нельзя быть замеченными у Канавы Теллмана и быть принятыми за сбежавших рабов.

Я кусал губу, размышляя.

— Как поселение устроено?

Она с опаской посмотрела на меня.

— Это палаточный город, там живут работники. Он разделен на квадранты, окруженные стенами из пик и сторожевыми вышками. Сам карьер ниже по течению, между ним и палаточным городом огражденная тропа.

— Где живут остальные? — спросил я. — Надзиратели, кучера, стражи, когда не их смена?

— Штаб выше по течению, — сказала она.

— Если они сосредоточены на том, что сторожат рабов, то вокруг поселения охраны меньше?

— Я не знаю, я была там пару раз для проверки здоровья, — она хмуро посмотрела на меня. Я теребил кривую бахрому на сапоге. — Мне не нравится этот взгляд, — сказала она.

— А если… — сказала я.

— Нет.

— Нет, но слушай…

— Еще воды? — сказала она.

— Если мы попадем к поселению, если даже обойдем, мы сможем забрать что-нибудь полезное. Даже фляга…

— Нас заметят, — сказала она, глядя на меня так, словно я предложил сброситься со скалы. — И когда они увидят твою руку…

— Почему они сразу решат, что мы — сбежавшие рабы? Почему не люди, которые идут в Виттенту? Если мы выйдем из палаточного города, мы будем одеты иначе, не выглядя так, словно нас тащили по высохшей впадине. И мы не выглядим как жители Алькоро или Моквайи — ты похожа на сиприянку, и они не поймут, откуда я. Думаю, мы можем даже прийти и сказать, что мы заблудились…

— Нет, — она покачала головой. — Мы много рисковали на прошлой неделе, Веран, но это слишком опасно. Я не пойду в Канаву Теллмана.

— Тогда мы не пойдем внутрь, — сказал я. — Но подберемся к краю. Возьмем флягу или даже мула.

— Мула?

— После наступления ночи, — сказал я. — Будет темно, мы зайдем и выйдем, — она снова покачала головой, и я поспешил продолжить. — Знаю, звучит безумно, но, Ларк, я начинаю думать, что идти по впадине безумнее. Исправь меня, если я не прав, но мы не проживем еще один день, как прошлый, если будем идти днем на росе и мокрых камнях. И если мы не будем идти днем, а только утром и после заката — ты видела, как это прошло прошлой ночью. Мы далеко от места, куда нам нужно. Таким темпом мы днями будем идти до границы Моквайи, а потом еще дольше будем искать путь в горы, а солдаты уже разойдутся по Пасулу, Виттенте, Толукуму и другим городам. Все услышат, что на нас охотятся. Нам нужно опередить плохие новости, связаться с Тамзин и Яно, пока их не нашли. Как еще ты собираешься попасть в Каллаис?

— Я разберусь.

— Да? — сказал я. — И ты сможешь сделать это до того, как один из нас тут умрет?

Она хмуро посмотрела на меня, но не ответила. Она посмотрела на впадину, хмурясь, поджав губы. Она напоминала Элоиз, когда так делала.

Она выдохнула.

— Это очень плохая идея.

Я ухватился за пропущенный вариант.

— Давай пройдем у края. В паре миль от него, отдохнем днем там, откуда видно поселение. Составим планы. А потом стемнеет, и мы проскользнем и устроим немного шума.

— Нет, — она повернулась ко мне. — Признаю, мы не можем идти так, как вчера, но ты должен пообещать, что не станешь пробираться туда и переворачивать место. Никакого огня, мятежа, освобождения пленных. Потому что, когда ты убежишь, довольный, с парой мулов, знаешь, что будет? Кого обвинят и заставят убирать? Кого высекут или повесят за шум?

— О. Рабы.

— О, — сказала она насмешливо.

— Прости, — я покраснел. — Я не думал об этом.

Она покачала головой.

— Ты и твой комплекс героя, честное слово. Если я пойму, что ты решил чем-то привлечь беду для пары сотен работников в палаточном городе, мы забываем об этом и уходим на юг, понятно?

— Понял.

— Хорошо, — она уперлась рукам в землю и с трудом поднялась на ноги. Она вручила мне платки. — Вот. Будем пить по пути. Идем, Крыс.

Я пошел за ней в траву, ее сапоги оставляли темный след на росе. Она провела банданой по паре стеблей и остановилась.

— Кузнечики, — она сжала травинку, на которой висел кузнечик.

— Ага, — сказал я. — Их так много… Хотел бы я знать, как их есть.

— Нужно отрывать им головы, — сказала она, сняла одного с травы. Она быстро открутила голову, а потом оторвала крылья. — А потом выжать внутренности, иначе тебя стошнит, — она встряхнула его, и комок внутренностей вылетел в траву. Она без фанфар бросила остальное в рот с лапами.

Я смотрел, раскрыв рот. Она заметила мое лицо и перестала жевать. Тишина на миг повисла вокруг нас, я пытался понять, что видел, как дочь королевы Моны Аластейр, принцесса озера Люмен, оторвала голову кузнечику и съела его сырым. Неподалеку зашумел сверчок.

— О… — сказала она, жуя экзоскелет. Она проглотила, ее щеки были румяными. — Огонь, думаю… многие из твоего народа просчитают это ниже их.

— Возможно, но не я, — я потянулся к ближайшему кузнечику. — Дай попробовать.

Ее взгляд стал рассеянным.

— Веран… в такие моменты я не могу поверить, что я — та, кем ты меня считаешь.