Русло реки

Но она покачала головой, скривила губы.

— Хочешь пройтись? — спросила я.

Она хмуро посмотрела на меня, растерявшись. Я проверила слова, которые сказала.

— Пройтись, — повторила я.

Она покачала головой и подняла большой палец.

— Пройтись? Прогуляться?

Она улыбнулась и кивнула, оттолкнулась от стола. Я не ожидала, что она согласится, но я не могла теперь отказаться. Я тоже встала. Она обошла стол, хромая, сжимала спинки стульев для поддержки. Я протянула ей руку, и мы вышли за дверь. Крыс радостно вскочил.

Я думала сделать поход коротким, просто пройтись по двору, но когда мы добрались до задней стены дома Соэ, Тамзин указала на узкую тропу с зарослями. После утра я знала, что тропа ведет к туалету, и я подумала, что она хотела в туалет. Но возле маленького сарая Тамзин потянула решительно мою руку, глядя вдаль. Я последовала без слов, тревога росла с каждым шагом. Я не думала, что мы уйдем так, что дома не будет видно. Я не взяла с собой ни арбалет, ни флягу, ни даже бандану. Тамзин не взяла табличку и мел. Но она явно знала, куда шла, решительно шагала, хоть и не быстро, по хвое на земле.

Деревья нависали над нами. Ярко-зеленый папоротник падал на дорогу. Птицы вопили и летали среди ветвей. Я давно не видела небо.

Еще пять минут, и лес заметно изменился. Деревья, которые уже были большими, стали больше. Их кора стала неровной, в трещинах, некоторые были черными от прошлых пожаров. Папоротник стал не таким густым, не было солнца в этой тени. Одно упавшее дерево лежало в земле, отчасти зарытое. Даже открытая часть была вдвое выше меня.

Извилистая тропа сузилась, пропала, когда мы попали в сердце рощи, где стояла огромная секвойя. Оно было в тридцать футов в диаметре, а то и больше, крона пропадала в тумане в сотнях футов над нашими головами. Я отклонила голову, потрясенная.

— Оу, — Тамзин посмотрела вверх, кривясь. — Обвач…

— Что?

Она потерла раздраженно лицо и указала на дерево.

— Обвач… ова. Го…о… о… ты…

Она встряхнулась с отвращением из-за того, что не могла произнести буквы, и взяла меня за руку. Она повернула мою ладонь и нарисовала буквы там. Я сосредоточилась, пыталась понять ее буквы, а потом составила их в голове, превратила их в слова.

— Облачная голова? — сказала я.

Она выдохнула с облегчением и кивнула. Она снова указала на дерево.

— Так оно называется?

Она кивнула и пошла к дереву, хромая. Она опустила ладонь на кору, осторожно стала шагать вокруг ствола. Я следовала за ней — кора и корни были неровными, идти было сложно. Но Тамзин настаивала, медленно обходила дерево. Я вела пальцами по грубой коре, пытаясь убедить мозг, что эта штука росла, живая.

«Веран, — подумала я. — Верану нужно увидеть это».

Я вспомнила, как он выражал благодарность первым рощам, которые мы нашли, протягивал ладони к стволам, словно давал им подарок. Уголок моих губ дрогнул. Я все еще не могла привыкнуть к отсутствию неба, но я начинала понимать немного лучше. Не казалось странным быть благодарным за такое, века, сгоревшие и сломанные, все еще стояли.

Мы несколько минут обходили дерево. Когда мы добрались до места, откуда начали, мы просто стояли и смотрели. Ладони Тамзин трепетали. Я взглянула на нее. Она скривила губы.

— Я, — начала она. Она сделала пару шагов от ствола дерева. Она указала на изгиб корней, покрытый за годы опавшей хвоей. — Я написала, — невнятно сказала она, изобразив, как пишет в невидимом дневнике. — Пе…

Она указала на губы, ее пальцы вспышкой отлетели от них. Она скривилась с раздражением. Она не могла произнести «с».

— Песню, — сказала я.

Она кивнула и указала на корни.

— Вот. Ту, что я играла… — она изобразила игру на дульцимере, безнадежно махнула на себя.

— Ту, которую ты пела, чтобы стать ашоки? — спросила я.

— Угу.

Я посмотрела на изгиб корней, а потом на ствол.

— Хорошее дерево, — слова были глупыми, особенно, для поэта в тени самого большого дерева, какое я видела, но другие слова на моквайском не давались мне.

Она вздохнула.

— Угу, — она похлопала по коре и отвернулась. Она сделала пару шагов к тропе сама. Я поспешила подставить локоть, и она обхватила его.

Мы сделали несколько шагов, и я решила озвучить мысль, задевающую мой разум.

— Знаешь, — сказала я. — Моя подруга Арана тоже была рабом, но теперь она в Каллаисе. Она не может слышать, — я указала на свои уши. — Когда она была маленькой, она работала у пескоструйного аппарата, и от шума она оглохла, — я надеялась, что объясняла достаточно хорошо и не звучала грубо. — Она говорит руками.

Тамзин взглянул на меня.

— Нам пришлось учиться это видеть, — призналась я. — Нам с Розой. Нам пришлось учиться тому, что она говорит. Но это произошло быстро. Это не сложно после практики. Это нормально.