Я из своей избы наблюдал кульминацию и смерть зарева. Меня вырвало, будто я переел. Все сгинули, я один с авраамом. И умираю раньше диагноза: срок ведь тот при больнице... Я подошёл к окну. Что во мне ещё тёплого, сжалось: снег покрывал мир, снег был как саван. Взяв карабин, я вспомнил, что всё готово, даже в патроннике есть заряд. Се третий раз. В третий выйдет. Ибо нет женщины, чтоб войти с ней в рай. А была бы - я бы не знал, как быть. Но и будь она и я знай - решилась бы?.. Я пошёл во Флавск, чтоб оформить усадьбу. Тонкий слой снега плакал и таял, капая с крыш, с кустарников. Небо хмурилось. Заговеевский двор дымил... В Тенявино, я, упав в грязь, понял, что не дойду. Вернулся.
- Вы, суки, дом жгли? - рыкал Закваскин.
Я, сидя в 'ниве', ждал сперва, чтобы 'КрАЗ' моим садом съехал к соседу. Снег валил и лепил в стекло; щётки дёргались... Колеи были продраны 'КрАЗом' в млечной суспензии...
В Флавске - битый асфальт в потёках... Администрация... триколор на ней... Тормознув подле джипа с номером шесть-шесть-шесть, я понял, что здесь Закваскин и, верно, я не добьюсь побед. Секретарша, сверх бодрая, возражала: 'нельзя!', 'шеф занят! он с иностранцами!'... Взялась немка, та самая, с чёрными и живыми глазами; путала с Хорем, помню, на кладбище. Я тогда ей грубил бестактно.
- Оу, герр Квашн'ин! Звать Хоррь тогда! Исвините!
- Нет, я так рад вам, - начал я искренне.
Безупречная и без никиной иллюзорной размытости, вся она, в чёрной юбке с чёрным жакетом, с чёрными туфлями, совершенна, ясна и чётка формой и стилем. О, ваши моцарты, ваши канты и 'мерсы'! ваш умный вид, Европа! Ибо вы логос - а мы бессмыслость. Мы Das Russentum. То есть мы русскость, дрейф без компáса в дурь... А вдруг нет? А как дурь как раз - логос? Как неспроста мы упорствуем в непонятном и нам самим?
Я предвидел авансом, что её зубы великолепны, что чёткий образ с чётким визажем, с чётко подчёркнутыми глазами, с ясной отмеренной симметричной улыбкою вразумит меня. Здесь нужда быть разумным.
- Вас зовут...
- Мáргерит.
- Вы поможете? Мне б к Закваскину... - Я навис над ней, чтоб не дать рассмотреть щетину, бледность и алогичность с ходом в безумие в моём облике. Я схватил её руку. - Können Sie helfen? 'Du bleibst doch immer was du bist', - вспомнил из Гёте.
Взор был улыбчив. - Я переводчъица... зд'есь мой шеф... пришла... Вы есть роственник герр Закваскины?
Я кивнул и рванул дверь, чтоб пропустить её. Мы прошли в кабинет, пахший бизнес-Европой. Пять мужчин стыли с красными рюмками, а хозяин, сам Зимоходов, в сейфе копался. Слева - Закваскин, апоплексичный, с мертвенным глазом на бритом фасе, в галстуке.
- Господа, время выпить... - и Зимоходов представил красочный бланк, но смолкнул.
Все повернулись.
- Darf ich mit Ihnen sprechen? - выдавил немец. Мáргерит отошла к нему.
А Закваскин, двигая рюмкой, начал отрывисто, сипло, сбивчиво, о реформах с выходом в 'мировой базар', и о дружбе, что 'поимела здесь, в Флавске, стимул', и о контракте, что заключили 'мы, типа, к выгоде'.
Зимоходов скользнул ко мне и спросил, что нужно.
- Прежнее. Документ на усадьбу.
Вышли в приёмную. - Света, подь пока, - он велел секретарше. - Нету возможностей... Помню, вы были с другом, там, ну, на кладбище... Всё сменилось. В Квасовке стройка. Дело районное, областное.
- Стройте в Тенявино.
Он занекал: - Нет, тут другой аспект! Николай Николаевич. Он здесь босс.
- Кто он, знаете? как погиб Заговеев?
- Эк вы... Не надо! - взмыл Зимоходов. - Есть протокол, как было, если на то пошло. Заговеев был пьяница... - Он в столе секретарши взял сигареты и обернулся. - Вы не простой, смотрю... Мы страна, что вы завтра в ней царь... Пока же... Кто этих немцев нам? Кто убьёт меня с вами или посадит? Младший Закваскин. Вы это знаете... В общем, я не могу помочь. Честно. Я, узнав, что вы наш, проникся. С детства Квашнинские те сады... Вдруг - этот... А я замаранный, я из старых властей, мне шатко... Квасовка сдулась. Всё; её нет. Конец... - Зимоходов курил поспешно. - Он уголовник был?.. Ну, а я кто был? По селу был. Нынче я в Флавске сделался главный, да на заводе пай. Я не грязь гребу, а могу внуков-правнуков в Лондон. Я - господин стал! Вот будет ваш Кремль - к вам приду. А покамест я жить хочу. Жизнь одна. Кто не взял, тот не жил. Я всем сошкам из Тулы делал поклоны, чтоб не скинули. А теперь - в шею сошек. Мне лижут зад теперь... - Он тянул ладонь. - Без обиды? Ты парень умный. Я откровенно, и не за то, что ты баксы дал возле кладбища, а уж так, поверь... Из больницы он: покушались. Он теперь нервный, младший Закваскин. Ты там не очень...
Я отодвинулся, из меня повалило: - Косинус! Корень три суть важнее, чем архетип чтить; мы тебя видим, идол, богиня, девка, принцесса, тварь похотливая!.. Дашь свидетельство?! Мáргерит! - И я кинулся в кабинет. - О, Мáргерит! Вы нужны мне! Das Ewig-Weibliche! Вы последний шанс!
Все следили, как обходил я красного, корпулентного монстра.
- Ты вали на хер! - он засипел вдруг.