Руссиш/Дойч. Семейная история

В то время как молодая супружница изо всех сил эксплуатировала Марусю, Максим всецело посвятил себя работе. С энергией, которая уже проявилась в Западном Берлине, теперь он вгрызался в более серьёзную и головоломную материю. А поразмышлять было над чем.

Концепция понимания советской дипломатией природы ФРГ и, следовательно, выстраивания курса на взаи-

модействие с ней сводилась к тому, что западная часть Германии – это что-то вроде «четвёртого рейха». Как и его неудачливый и побеждённый предшественник с номером «три», он зарится, мол, на благородный СССР. Но на сей раз старается совершить своё чёрное дело более расчётливо и хитроумно.

С западными немцами надлежит поэтому быть всегда начеку. Вся история советско-германских отношений – это, дескать, по Дэникену, воспоминания о будущем. На протяжении веков русских почитателей неметчины губила слепая вера в ненадёжных германских партнёров. На этой вере обожглись и Александр II, и Сталин. Опыт прошлого не пошёл нам впрок и после войны. Россия склонна-де воспринимать Германию через розовые очки. Пора, мол, избавиться от иллюзий. ФРГ по-прежнему беременна реваншистскими устремлениями.

Особо коварную линию под девизом «изменения путём сближения» взял на вооружение Вилли Брандт. Так называемая разрядка напряжённости преследовала цель вовсе не нормализацию отношений, а либерализацию внутреннего режима и в последующем – разрушение Советского Союза. Именно изворотливые социал-демократы нацелились на то, чтобы достичь победы в историческом сражении с их главными конкурентами на протяжении последнего века – коммунистами.

Чем глубже погружался Максим в историю отношений между русскими и немцами и чем теснее соприкасался с повседневной жизнью ФРГ, тем всё более неправдоподобными и вопиюще несправедливыми представлялись ему ножницы между реальным, вполне миролюбивым образом Германии и его диаметрально противоположным изображением в советской пропаганде и аналитических выкладках родной дипломатии.

Ни одной из нарисованных ТАСС и «Крокодилом» трёх голов боннского Змея Горыныча, извергающих из пасти реваншизм, неонацизм и агрессию, при самом тщательном рассмотрении образа этого изверга, стоящего на

страже империалистических интересов США и НАТО, второму секретарю посольства обнаружить, как ни пытался, не удалось.

Максим познакомился и с «вечно вчерашними», как их именовали сами немцы. Но число тех, кто и в 80-е годы требовал пересмотра послевоенных границ, было ничтожно мало. Их величину и влияние, как и другие шероховатости и черноты здешней жизни выявляли, на удивление самих немцев, преимущественно подзорные трубы из Москвы. Все эти империалистические мерзости почему-то можно было во всех подробностях рассмотреть только на расстоянии – из Останкино, Кремля и Смоленской площади. При непосредственном с ними соприкосновении они моментально скукоживались, куда-то пропадали и как бы принимали совсем иной, вроде не содержащий ничего предосудительного вид.

Германия тех лет представлялась Максиму страной с крепкими демократическими традициями, диктатурой закона и развитым гражданским обществом, чего и в помине не было в Советском Союзе. Однако по давней привычке в Москве упрямо выискивали соринки в глазу германском, не замечая бревна в собственном. Единственным оправданием подобных искажений было то, что столь же страстно разоблачала миролюбие страны советов германская пропагандистская машина. Шла холодная война. Обе стороны действовали по её законам. Но всё-таки советская соблюдала их более тщательно и трепетно.

Размышляя о германском векторе советской внешней политики, Максим с его откровенным антисталинским настроем вспоминал, тем не менее, далеко не глупые слова вождя мирового пролетариата: «Гитлеры приходят и уходят, а германский народ остаётся». Принципиальная ошибка внешней политики и дипломатии СССР первых послевоенных десятилетий состояла, по его мнению, в том, что в Москве зациклились на высматривании новых гитлеров, забыв обратить внимание на второстепенный, согласно советским представлениям, персонаж – германский народ.

Не столько встреч на высшем уровне надо было, мол, организовывать и консультаций между МИДами двух стран проводить, сколько связей между людьми и гражданскими обществами налаживать – по образцу германо-французского взаимодействия. Ибо если низы «за», то любое «против» со стороны верхов изначально обречено на провал. Правда, правило это сохраняло свою действенность исключительно в условиях демократии,