Руссиш/Дойч. Семейная история

– Глухомань здешняя – идеальный плацдарм для яблоневых плантаций, – со знанием дела произнёс Кристиан, выросший среди яблонь боннской округи. Предместья бывшей столицы на Рейне имели славу одного из центров разведения фруктовых садов в западной части Германии. – Всю Россию можно было бы накормить занеможско-кудыщинскими яблоками. Как они об этом не догадаются? Странно, странно…

Творческая фантазия Тони воспроизводила быт русской деревни столетней давности, как его описал прапрадед. Праправнучка пыталась представить избу Игната Ильича с огромной печью-каменкой и тёплыми лежаками на ней, скоблёный стол с вместительным горшком щей посередине и грудой ложек рядом, личный колодец и бревенчатую баню с крапивными вениками, «революционные» методы справления нужды, столярные эксперимен-

ты, перекочевавшие из далёкой русской деревеньки в промышленное производство Германии.

Чувствительная девушка мысленно перелистывала отдельные страницы повествования предка. Её воображение рисовало закомуристое рождение Емели накануне Кровавого воскресенья, чудодейственное его исцеление знахаркой Аграфеной, обучение грамоте селижаровских мальчиков в церковно-приходской школе, рождественскую вылазку в деревню барыни Загряжской, емелькину находку, посещение братьями знаменитого новогоднего представления в дворянской усадьбе и первое их знакомство с необыкновенно вкусным блюдом – салатом «Оливье».

В тониной голове рождались сцены судьбоносного поворота в истории её семьи и родины – начало Первой мировой, уход на фронт Максима, получение родными из Вильманстрандского полка извещения о его без вести пропаже, вихри февральской революции и торнадо октябрьского переворота. Нелёгкая жизнь пришлась на долю поколения революций начала прошлого века. Нет, стать свидетелем тех фундаментальных исторических перемен ни она, ни Кристиан ни за что не хотели бы. Ни за какие деньги! А за миллион? За миллион тоже. Не дай Бог, чтобы новые великие потрясения в России или Германии пришлись на их век.

А вот обо всём другом, случившемся в Занеможье, Кудыщах и Осташкове в советский период, никто из Селижаровых-Шпрингдерхаузенов ничего толком не знал. Ни Тоня с Кристианом и даже очевидцы той эпохи на самом деле не ведали о подробностях службы Емельяна Игнатьича в серьёзных органах, о его личной роли в освобождении осташковских земель от буржуазной нечисти, троцкистских прихвостней и мракобесия церкви.

Не осталось никаких следов от историй с раскулачиванием Игната, смертью младшего Загряжского, да ещё многими другими непонятными деяниями, которые случились на осташковском паровозе, летевшем в коммуну. Мало кто хотел бы оживлять воспоминания о расстрелах печального 37-го года и о прошлом обличии ныне цвету-

щей Ниловой пустыни, когда-то в далёкие времена социалистических экспериментов превращённой в каземат по дороге на эшафот для тысяч польских граждан.

И правильно, что не хотят. Да и было ли такое на самом деле? А если и было, то что здесь такого? Действительно, НУ ЧТО ТАКОГО? Не об этих мелких эпизодах большой истории помнить и вести разговор надобно, а о великих героических свершениях нашего народа. Вы что, против?

И слава Богу, что не оставил Емельян потомкам сведений о своей судьбе. Зачем им знать то, что он сам обязался не разглашать до самой смерти? Разве виноват он в том, что его личная и служебная жизнь сложилась столь несуразным образом? Времена такие были, они и виноваты. На них вся ответственность. Их под суд и отдавайте. Но ведь не отдаёте! Даже дело завести не желаете! Стало быть, не всё так просто, вот видите…

А Емеля только шагал в ногу в одном строю вместе со всей страной и своим народом. Если бы времена и порядки те стране и народу были не по нраву, то страна и народ наверняка запустили бы новый ход времени и установили новые порядки. Но они ведь этого не сделали. Не захотели, выходит, не так ли?

В Осташков вернулись измученными и покусанными. Усталость была столь велика, что ночью они не просыпались даже от комариных диверсий. Поутру первым делом позвонили на железнодорожную станцию и поинтересовались, есть ли возможность добраться на перекладных до Бологого.

В поношенном вагоне скучать было не совсем комфортно. Но комары вроде бы не гнездились. Уже хорошо. Грела мысль, что через несколько часов предстоит пересадка на уютный и скоростной «Сапсан» и возвращение в XXI век. После утомительного путешествия они, возможно, не пожалеют средств и возьмут билеты даже в первый класс, чтобы вдосталь понаслаждаться плодами цивилизации.

Пока же Тоня и Кристиан вглядывались в мелькавшие за окном упоительно-трогательные пасторальные ландшафты. В дорожной сумке покоился корень родины. За разговором подводили итоги их короткого путешествия на Селигер и краткого погружения в семейную историю. Мнения обоих совпали.