Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

Национал-социалисты, что, на мой взгляд, важно учитывать и сегодня, в начале XXI века, крайне умело использовали самые слабые места всех марксистских партий – и социал-демократических, и коммунистических. А именно – их нарочито критическое отношение к традиционным ценностям, к национальным традициям, национальным святыням. Национал-социалисты выступили на политической сцене и как борцы за немецкую национальную культуру. Еще до прихода к Гитлеру его соратник, идеолог национал-социализма Альфред Розенберг в 1929 году основал «Союз борьбы за немецкую культуру», призывавший немцев на борьбу против «культурного распада» и за «возрождение души». Показательно, что национал-социалистические ячейки на промышленных предприятиях Германии в конце 1920-х – начале 1930-х годов, с одной стороны, не менее жестко, чем марксисты, критиковали деспотизм, эксплуатацию человека человеком, но, с другой стороны, защищали христианские национальные ценности. В брошюре Ганса Шемма с многозначительным названием «Красная война. Мать или товарищ?», которая раздавалась рабочим, читателям предлагалась альтернатива: «христианское жизнеутверждение или варварское уничтожение! <…> Гитлер или Сталин!», и Ганс Шемм призывал их, рабочих, при вечернем звоне произносить молитву: «Сохрани нас, господи, от чумы, от уничтожения большевистским зверем»[126].

Даже исторический материализм Карла Маркса признает громадную роль случайности в человеческой истории, тем более случайности в появлении тех или иных лиц на политической сцене. Но нельзя не видеть, что объективных фактов для появления на политической сцене Европы после Первой мировой войны радикальных националистов, защитников так называемых «национальных ценностей», «национальных святынь», «национальной интеллигенции», то есть фашистов в точном смысле этого слова, было не меньше, чем объективных факторов для победы большевиков в гражданской войне в России. И несомненно, что одним из важных факторов, который породил характерную для фашистов неприязнь, ненависть к советской системе, было физическое уничтожение большевиками прежде всего представителей мелкой буржуазии, духовенства и консервативной интеллигенции. Впрочем, защитник немецкого бюргерства Гитлер на самом деле тоже, как и большевики, расправился с носителями, как он говорил, культа денег. Он их убил не в ГУЛАГе, а на фронтах Второй мировой войны.

Гитлер во многом был тоже революционером-марксистом

Хотя складывается впечатление, что немецкий бюргер, пошедший за Гитлером из-за КПГ как партии III Интернационала, его «Майн кампф» не читал. Партия Гитлера потому и называлась национал-социалистической, что в ней коллективизм был такой же ценностью, как и для марксистов. Другое дело, что он, коллективизм, служил разным ценностям. У марксистов – победе мировой революции, у гитлеровцев – победе арийской расы. Но вытекающая из самоценности коллективизма неприязнь к буржуазному индивидуализму и особенно к бюргерству у большевиков-ленинцев и у Гитлера была идентична. «Современное наше бюргерство, – пишет Гитлер, – никакой цены не имеет в деле борьбы за более высокие задачи человечества»[127]. «Обыватели и мещане» для Гитлера, как и для марксистов, – неполноценные в духовном отношении люди, недостойные «творца всемогущего». «Вы с вашими моральными качествами ни для чего великого не годитесь. Вы, господа мещане, знаете только одну заботу: о самих себе! Вам, господа, знакомо только одно божество: ваши деньги!»[128] Поэтому, говорил Гитлер, мы, национал-социалисты, обращаемся не к вам, «а к великой армии бедняков, кто слишком беден, чтобы свою личную жизнь считать высшим смыслом на земле… и прежде всего мы обращаемся к громадной армии нашей немецкой молодежи»[129].

В том-то и дело, что в определенной степени Гитлер тоже марксист, ибо заимствовал у Маркса целиком и полностью учение о революционном терроре и позитивной роли насилия в человеческой истории. Все, что Гитлер заимствовал у Ленина, у большевиков, – и ставку на насилие как повивальную бабку истории, и «плебейские» методы расправы со своими политическими противниками, и пафос борьбы до победного конца, до полного физического уничтожения противника, и претензии на всевластие своей партии – имеет, как я уже обращал внимание, марксистские корни. Наверное, нельзя создать полноценную картину идейного родства большевизма и национал-социализма, упуская из виду, что не «азиат Ленин», а сам Карл Маркс пришел к выводу, что опыт революционного террора якобинцев может стать мощным оружием в руках победившего пролетариата. «Сократить, упростить и концентрировать кровопролитную агонию старого общества и кровавые муки родов нового общества может только одно средство – революционный терроризм»[130].