Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

А у нас, свидетельством чему посткрымская Россия, снова государственность как самоцель противопоставляется ценности человеческой жизни, ценностям свободы и достатка, ценности личного счастья. Сытые, не знающие в жизни нужды члены правительства с утра до вечера убеждают теряющих свое скромное благосостояние граждан, что во имя возрождения нашего традиционного державничества не грех снова пройти через голод блокадного Ленинграда.

И здесь, на мой взгляд, многое объясняет то, от кого мы, русские, получили свою государственность и каким образом. Честно говоря, рассуждения Николая Трубецкого о татарском происхождении «Московского государства» с каждым днем становятся все более и более актуальными. Наблюдаешь соревнование Путина и Эрдогана в защите своего национального достоинства и сразу осознаешь, что действительно «русский царь явился наследником монгольского хана», что «свержение татарского ига» свелось лишь к смене названия самодержавия, «к замене татарского хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву»[178]. Но при этом, как подчеркивал Николай Трубецкой, суть этого самодержавия, этого всевластия не изменилась.

Да, идейная, вернее, религиозная суть превращения московского улуса империи Чингисхана в Московское царство, то есть «религиозное горение помогло Древней Руси облагородить татарскую государственность»[179], но ее политическая суть, а именно сверхвластие ее правителей, осталась неизменной.

И поэтому наша беда не только в традиционной неповоротливости и бездеятельности теоретического мышления, доставшегося нам, русским, в наследство от империи Чингисхана, но и в унаследованной от татар политической культуре. Лично у меня уже нет веры в то, что мы сумеем изменить характерный для русского человека дефицит самобытности мышления.

О причинах популярности предшественника Ницше Константина Леонтьева в современной России

Мои размышления о причинах популярности идеолога «охранительского» или «реакционного» консерватизма Константина Леонтьева именно сегодня, в посткрымской России, были спровоцированы конкурсом, который объявил ИСЭПИ в 2014 году в связи со 140-летием со дня рождения Николая Бердяева. По логике, в уже четверть века как посткоммунистической России, тем более в конкурсе, объявленном в честь юбилея Бердяева, должны были победить работы, посвященные анализу творчества, значимости именно его, Николая Бердяева, как одного из основателей русской религиозной философии начала ХХ века, предтечи европейского экзистенциализма середины ХХ века, в конце концов, русского мыслителя, который за семьдесят лет до смерти только что родившегося советского государства попытался сформулировать идейную программу духовного выздоровления русского человека после начавшегося коммунистического эксперимента.

Но скажу сразу. Как я постараюсь дальше доказать, нынешняя Россия живет не в соответствии с заветами западника, либерального консерватора Николая Бердяева, а мыслит порой по логике «изуверства» Константина Леонтьева, его веры в антизападную, антиевропейскую миссию России. Справедливости ради надо сказать, что тогда, в середине 1918 года, когда Николай Бердяев писал свою программу «Оздоровление России», программу для новой, посткоммунистической России, он не предполагал, что большевики победили всерьез и надолго. Но в любом случае для него было понятно, что большевики победили в России потому, что она была недостаточно европейской, недостаточно «цивилизованной», что ей были чужды ценности эпохи Возрождения и Просвещения, гуманизма, ценности, выросшие из христианства. Они, эти ценности европейской цивилизации, были ей чужды в силу того, что русское православие имело слишком восточный «склад», что наш «восточный склад религиозности принижал человека»[180]. Отсюда, считал Бердяев, главная задача посткоммунистической России состоит в том чтобы покончить с нашим традиционным «минимализмом довольно низменной бытовой жизни», покончить не только с моральным минимализмом нашего быта, но и с его материальным минимализмом и традиционной неустроенностью русского быта, нашей русской полуголодной жизнью. Особый акцент Бердяев делал на преодолении минимализма морали в быту, в отношении друг к другу. Здесь, кстати, Николай Бердяев ссылается на Константина Леонтьева, который «не без основания говорил, что русский человек может быть святым, но не может быть честным»[181].