Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

Отсюда и задачи европеизации русского человека, как их формулировал Николай Бердяев, задачи развития в русском человеке «начал личности», ухода от нашей восточной религиозности, в которой «личность расплывалась и тонула в природном коллективизме, который принимали за духовную соборность»[182]. Отсюда и призыв вместе с началами личности, с возвышением человека и ценности человеческой жизни развивать в русском человеке «школу личной дисциплины и личной ответственности», которую «прошел» западный человек, но не прошел русский[183]. Бердяев, несмотря на свое критическое отношение к западному мещанству, призывает после коммунизма развивать в русском человеке все, что было порождено буржуазией, и прежде всего ценность личной свободы, ценность творящей свою жизнь личности, «идею личности, сознавшей себя свободной, ответственной и творческой силой», затем идею «нации», затем «повысить до высочайшего напряжения личную инициативу и личную ответственность», потом «чувство долга» и уважение к праву, которое у русских почти атрофировано. И т. д. и т. д.

Так вот. Я думаю, что совсем не случайно на конкурсе, посвященном 140-летию со дня рождения Николая Бердяева, основателя западнического русского консерватизма (наряду с Петром Струве), не было представлено ни одной серьезной работы, посвященной именно ему, за исключением нескольких аспирантских статей, а лавры победителя, и, кстати, заслуженно, достались монографии, посвященной идейному противнику, антиподу Николая Бердяева, русскому предшественнику Ницше Константину Леонтьеву, а именно работе О. Л. Фетисенко «Гептастилисты. Константин Леонтьев, его собеседники и ученики»[184].

Возможно, это всего лишь случайность. Хотя библиография работ, изданных в посткоммунистической России и посвященных личности, творчеству Константина Леонтьева[185], свидетельствует о невиданном интересе не только к творчеству, но и к личности мыслителя, которого в дореволюционной России называли «философом реакционной романтики» и которого тот же Бердяев называл «проповедником изуверства во имя мистических целей», предтечей Ницше, ибо «он брезгливо отрицал всякую мораль и считал все дозволенным во имя мистических целей»[186]. На это же, на то, что Константин Леонтьев добивался признания «прав зла как такового», что он «„аморалист“ по глубочайшей основе своего мировоззрения», обращал внимание в своих статьях, посвященных творчеству «русского Ницше», и основатель русской религиозной философии начала ХХ века (наряду с Николаем Бердяевым и Сергеем Булгаковым) Семен Франк. В пору всеобщего негодования на турецкие зверства, обращал внимание Семен Франк, мнимый «славянофил» Леонтьев бестрепетно выступил с принципиальной защитой их во имя «красоты героизма». «С отуплением турецкого меча, – говорит он, – стало глохнуть религиозное чувство… Пока было жить страшно, пока турки насиловали, грабили, убивали, казнили, пока в храм Божий нужно было ходить ночью, пока христианин был собака, он был более человек, так как был идейнее»[187].