Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. Том 14

На берегу разбитые хаты, около них вырыты окопы. В окопах застава Сводно-стрелкового полка, с ними телефон и сестра милосердия. Наши раненые, голые, подходят для перевязки, и никто не стесняется, не такой момент.

Наконец прибыл и полковник Звягин, бросился к телефону.

– Передайте по радио, – кричит он. – «Севастополь, мы голые бежим вплавь из Геническа. Звягин».

Саша Сохацкий плачет о своем погибшем брате и ругает армянина. Он прямо сошел с ума.

– Почему вы не стреляете по тому берегу? – кричит он на начальника заставы, забывая про свое звание: все равно – голый, и, схватив «льюис», стал сам стрелять по Геническу.

Полковник Звягин вышел из хаты и тоже начал стрелять из винтовки по тому берегу.

Здесь узнаем друг от друга о погибших товарищах. Подпрапорщик С., из моего села, говорят, уже доплыл почти до этого берега, но пуля попала ему в голову, и он скрылся под водой. Только красное пятно несколько секунд обозначало место его смерти. Один офицер тоже доплыл почти до берега, но потом, очевидно выбившись из сил, вскрикнул, перекрестился и утонул. Другой попал под доски пристани, разбил голову, чуть не захлебнулся, но выплыл. Сестра его перевязывает, а он, бледный, сидит голый и не верит, что он жив.

– А где наш командир полка? – спросил кто-то.

– Он остался на том берегу, – ответил один ординарец. – Я ему кричу: «Господин полковник, раздевайтесь!» – а он говорил мне: «Я не могу бросить полк».

Всех торопят идти в тыл. Пули и здесь визжали над головой, мимо ушей, впиваясь в песок у самых ног. Красные бьют по косе, ведь коса внизу и вся как на ладони.

Со мной рядом шагает артиллерист в форменной фуражке, голый.

– Осталось орудие? – спросил я его.

– Да, но оно для нас сейчас безвредно, замок в воде.

– Жаль, хорошее было орудие!

– Такое г… мы всегда найдем, – вздохнул он, – а вот людей жаль, ведь какие были люди!

– Вам холодно? – спросил я его. – Разрешите предложить вам мою шинель?

– Очень благодарен, – сказал он, надевая шинель, – когда придем к жилью, я вам ее возвращу.

Прошли проволочное заграждение. За заграждением сидят на траве спасшиеся алексеевцы, поджидая других. Все почти голые. Корнев, Васильев, Гильдовский, Павлов, поручик Лебедев тоже здесь. Они обрадовались мне, так как считали, что я погиб. Алексеевцы все подходили и подходили. Все сидели молча, лишь кое-кто тихо переговаривался, делясь впечатлениями пережитого дня.

Незаметно наступил вечер. Стрельба утихла. Кричала какая-то птица, зажглась вечерняя звезда. Где-то далеко-далеко ухали орудия. Говорят, наши прорвали фронт на Сиваше и взяли Ново-Алексеевку. Это, кажется, один пролет от Геническа.

От заставы приближалась к нам тачанка. На ней сидел наш командир полка (полковник Бузун). Он переплыл Сиваш последним. Ему где-то раздобыли шубу, и он, голый, закутался в нее, подняв воротник.

– Полк, смирно! – раздалась команда.

«Полк» – человек сорок голяков – встал смирно. Тачанка поравнялась с нами.

– Здравствуйте, дорогие… – как-то вскрикнул полковник и, не договорив, заплакал.

Тачанка умчалась. Мы почти не ответили… Капитан Логвинов горько плакал. Старику жаль было своего батальона.

Ночевали в селе Счастливцеве. Обещали выдать обмундирование, но, говорят, командир Сводно-стрелкового полка полковник Границкий пока не дает.

4 апреля. Вечером грузимся на пароход, уезжаем обратно в Керчь. Красные, вероятно, догадываются, что мы грузимся. Только ночь скрывает нас от их взоров. А ночь хорошая, теплая, апрельская. Офицеры, усевшись на носу, поют:

В ногу, ребята, идите,
Полно, не вешать ружья!
Трубка со мной. Проводите
В отпуск бессрочный меня, —

вытягивает высокий тенор, а хор подхватывает:

Был я отцом вам, ребята;
Вся в сединах голова.
Вот она служба солдата.
В ногу, ребята, раз-два!

– Раз-два! – отрезают басы, а тенор опять выводит:

Я оскорбил офицера,
Молод и он оскорблять!

Их слушает тихая весенняя ночь, яркие звезды, вся команда пароходика, капитан с женой и, наверное, большевики, ибо они близко и не стреляют. А тенор грустно продолжает:

Трубка никак догорела.
Дай, затянусь еще раз.
Смело, ребята, за дело!
Прочь! Не завязывать глаз!

Целься вернее, не гнуться!

Слушай команды слова.
Дай бог домой вам вернуться!
В ногу, ребята, раз-два!

Певцы уже давно замолкли, а на палубе никто не расходился. Все стояли молча, и в голове у каждого роились думы. Думы о прошлом, о далеком милом доме… А звезды ласково мигали с темного небосклона и радовались тишине и красоте природы. И казалось, что вчерашнего кошмара совсем не было. Под утро тронулись.