– Пожалуйста, передайте начальнику, – говорит успокоившийся полковник Бузун, – рассыпать училище правее нас и охватить станицу с правого фланга!
Через 20 минут по всему полю правее нас шли юнкера. Они рассыпались стройными рядами. Идут как на учение. Молодцы!
…Наши уже врываются в станицу… Мы уже на вокзале… Вбегаем в контору. Перепуганная барышня выглядывает из-за шкафа.
– Вы кто такая? – кричит на барышню Дьяков.
– Я… я… телеграфистка.
– Здесь есть красные?
– Не знаю… Они бежали… Я ничего не знаю… – лепечет она, плача.
– Успокойтесь! Успокойтесь! – говорит ей Дьяков, усаживая ее на стул. – Мы не звери… мы не красные!
В контору входит прибывший сюда начальник дивизии, генерал Казанович.
– Аппараты целы? – спрашивает генерал.
– Целы! Целы! – говорит успокоившаяся барышня.
– Дайте мне Екатеринодар!
Барышня стучит.
– Передайте, – говорит генерал барышне, – «Белые обошли нас. Что делать с бронепоездом?»
Телеграфистка стучит, потом слышен стук ответа:
– «Приказываю отойти!»
– Прошу приготовить мне хорошую квартиру в Екатеринодаре! – диктует дальше генерал Казанович.
– «Кто говорит?» – читает барышня.
– Говорит генерал Казанович, – диктует начальник дивизии.
– «Готова хорошая квартира, – медленно читает ленту барышня, – между двумя столбами с перекладиной».
Аппарат дает какие-то перебои.
– Что такое? – нетерпеливо спрашивает генерал.
– «Ваше превосходительство… Ваше превосходительство… Я полковник Скакун. У меня тысяча шашек. Сейчас вышел из камышей, включился в провод и слыхал случайно ваш разговор. Куда прикажете идти?» – читает барышня.
– Идите в Тимашевку! – диктует генерал.
Аппарат перестал работать.
– Линия обрезана! – говорит барышня.
…В станицу входили обозы, батареи, команды, скорым шагом входило Алексеевское военное училище, оно опоздало к бою. Настроение у всех повышенное.
В группе обозов две клячи везут испорченный автомобиль. В нем, откинувшись на спинку сиденья, развалился толстый господин во френче без погон, но по всему видно, что он бывший офицер. Рядом с ним молодая красивая сестра милосердия в белой косынке. Оказывается, это захваченный бабиевцами командир красной дивизии с женой. Оба они сидели с закрытыми глазами, может быть, боясь взглянуть, ожидая, что вот-вот их убьют или зарубят.
– Этот господин, – говорил какой-то офицер-алексеевец, идя рядом с автомобилем, – говорят люди, приказал порубить наших гренадер.
– Ничего я не приказывал! – процедил тот сквозь зубы и не открывая глаз. (После я слыхал, что его в конце концов не расстреляли.)
Иду на вокзал. Большую добычу наши захватили в Тимашевке. Много груженых составов. Целый состав – мастерские с полным оборудованием. Сегодня пригнали сюда тысяч пять пленных. Все уральцы Особой Уральской бригады – Пермские, Уфимские. Они страшно боялись: когда их построили на площади, думали, что их будут расстреливать. В наш полк зачислено тысячи полторы, в нашу команду попало человек 50. Им по станице собрали пищу и пока их охраняют.
7
Вот так война! Прошли 80 верст, а в тылу противник бродит! Нет, видно, нам со своими силами не сделать дела. Вчера генерал Улагай созывал здесь станичный сбор, разъясняя казакам положение. Казаки-станичники кричали «Ура!». Да толку, как видно, для нас от этого мало будет…
…Сегодня у нас в 12 часов дня парад. Принимать парад будет генерал Бабиев; на площади в ожидании парада стоит его конница. Она только что пришла из Брюховецкой, разбив бригаду красных. Она имеет грозный вид со своими значками, черными знаменами и волчьими хвостами. Пришел наш полк. Пришли батареи, броневики, подошли Алексеевское и Константиновское училища. Все с нетерпением ждут Бабиева. Интересно на него посмотреть.
– Смирно! – раздалась команда.
Не успели все сообразить, в чем дело, как вдруг из-за угла как пуля вылетел всадник и птицей пролетел по фронту.
– Здра-а-а! – закричал он.
– Здрав-гав-гав! – загалдели казаки.