Русская библия: История переводов библии в России

Вместо того, чтобы менять местоблюстителя патриаршего престола, Петр I пошел на более решительную меру — он вообще ликвидировал патриаршество на Руси. В 1721 г. указом царя вместо должности патриарха учреждается новый коллегиальный орган — Святейший правительствующий синод, который отныне и должен был ведать всеми церковными делами. Стефан Яворский назначается президентом Синода. Но в сущности в результате этой реформы духовное ведомство, как замечает С. Г. Рункевич, «было вставлено в тот круговорот государственной машины, где достоинством было… безличность и слепое послушание» воле царя и его ближайших помощников. Роль президента в конце концов свелась к тому, чтобы подписывать заранее заготовленные синодальные «определения». Действительным и формальным главой русской православной церкви отныне стал царь — современники это отлично понимали. Лейб-медик царя и будущий первый президент Академии наук Л. Л. Блюментрост в письме немецкому философу Христиану Вольфу писал: «В России сам император есть supremus pontifex (первосвященник. — М. Р.), и он управляет не так, как угодно духовенству, которое обязано повиноваться ему».[54]

Что касается восточных патриархов, то они могли быть только довольны падением влияния Стефана Яворского, а известие об учреждении синода встретили вполне благожелательно. Петр, со своей стороны, извещая константинопольского патриарха Иеремию о нововведенной форме управления русской православной церкви, не преминул в своем послании заверить патриарха в том, что «оному духовному святейшему синоду определили мы чрез учиненную инструкцию, дабы святую церковь управляли во всем по догматам святые православные кафолические церкви греческого исповедания неотменно и оные догматы имели бы за правило непогрешимое своего правления».

Нет смысла переоценивать вольнодумие Петра в отношении религии. Как известно, его ближайшего помощника в проведении церковных реформ Феофана Прокоповича некоторые современники подозревали в отсутствии каких бы то ни было религиозных убеждений. Но когда известный историк и политический деятель В. Н. Татищев, также приближенный к Петру, позволил однажды себе «злоречие» в отношении Священного писания, Петр собственноручно наказал его тростью, приговаривая: «Я тебя научу, как должно почитать оное и не разрывать цепи, все в устройстве содержащие… не заводи вольнодумства, пагубного благоустройству».[55]

В религиозной своей политике Петр действовал отнюдь не из теологических соображений и не только потому, что восточное православие было религией основной массы его подданных. Немалую роль сыграли политические соображения. Со стороны восточных патриархов царь не опасался каких-либо попыток политического вмешательства или давления на Российское государство, того, чего всегда можно было ожидать от папства. Напротив, Петр не без оснований полагал, что руководители восточных церквей, обычно зависевшие от русского правительства и получавшие от него почти регулярные субсидии, ни в чем не посмеют ему отказать и будут поддерживать его политику как внутреннюю, так и внешнюю. В этом аспекте можно, по-видимому, объяснить и петровский указ о новом издании славянской библии.

Этим указом от 14 ноября 1712 г. предписывалось: «В Московской типографии печатным тиснением издать Библию на славянском языке, но прежде тиснения прочесть ту славянскую Библию и согласить во всем с греческою 70 преводников Библиею, и быть у дела того в смотрении и правлении Еллиногреческих школ учителю, иеромонаху Софронию Лихудию, да Спасского монастыря архимандриту Феофилакту Лопатинскому да типографии справщиком Федору Поликарпову и Николаю Семенову, в чтении справщиком же — монаху Феологу да монаху Иосифу. А согласовать и править в главах и стихах и речах противу Греческия Библии грамматическим чином, а буде где в славянской против греческой Библии явятся стихи пропущенны, или главы переменены, или в разуме Писанию священному греческому противность явится, и о том доносить преосвященному Стефану, митрополиту рязанскому и муромскому и от него требовать решения».

И. Е. Евсеев отметил, что указ 1712 г., в котором «подверглась косвенному осуждению первопечатная московская Библия 1663 г., по традиции передававшая справу греческой истины по латинскому оригиналу, наносил в то же время удар по „западническим“ тенденциям, по „латинству“ московского духовенства».[56]