Русская эмиграция в борьбе с большевизмом

9. Свидетель Бронислав Друцкой-Подберезский: «Я сотрудник еженедельника «Белорусское Слово» и знаю Бориса Коверду с апреля 1925 года как человека трудолюбивого, интеллигентного, нервного и честолюбивого. С первого дня знакомства я считал Коверду решительным противником большевистского строя. Коверда обратился ко мне с просьбой о получении через депутата Тарашкевича визы на выезд в Чехию или Россию. Я обратился к депутату Тарашкевичу, но последний отказал, говоря, что ничего не может сделать для получения визы в Прагу, так как чешское правительство не дает новых стипендий, а визы в Россию устраивать не может, ибо на это не распространяются его связи. Это было в прошлом году, скорее в 1926 году, чем в 1925-м. Я до сих пор работаю в редакции «Белорусского Слова». Мы время от времени получаем русские советские и эмигрантские газеты. Получаем «Руль» и время от времени какие-то парижские газеты. Сотрудники редакции могли пользоваться этими газетами в редакции. Подсудимый Коверда имел доступ к этим газетам: он был корректором и администратором, а в последнее время делал выдержки из иностранных газет и переводил их на белорусский язык. Основной заработок Коверды составлял 150 злотых в месяц. Не получив визы, Коверда жалел об этом. Он несколько раз говорил, что не может выйти из трудного материального положения и не может продолжать образования в тех условиях, в каких находится. Нервность Коверды усиливалась с 1925 года. Чрезмерная нервность его раз проявилась по поводу какой-то мелочи: он хотел даже совершенно покинуть редакцию. В политическом отношении Коверда был противником большевиков. В газете «Белорусское Слово» был отдел, посвященный русскому вопросу. В нем отмечались случаи террора и давались картинки того, что творится в России. Вопроса о положении русской эмиграции мы не затрагивали. В последнее время Коверда составлял выдержки из русской зарубежной печати: они касались террора в России. Эти выдержки он делал в течение полугода. В наших статьях мы осуждали большевистский строй. В последнее время Коверда очень часто выявлял свои политические симпатии».

Прокурор: «Не говорил ли свидетель с Ковердой по вопросу о его переходе из белорусской гимназии в русскую и о том, что он не окончил гимназию?»

Свидетель: «Об этом мы говорили мельком. Разговора о выезде Коверды в Варшаву я не помню. Коверда говорил, что тут он не может получить образования и хочет поехать в Россию, чтобы там получить образование и легче его закончить. Я являюсь деятелем белорусского лагеря. Коверда делал выдержки о терроре из газет «Сегодня», «Руль» и «Новое Время».

10. Свидетель Климентий Агафонов, товарищ Коверды по гимназии, показал: «Коверда был противником большевиков. В Вильне он всегда выступал против них. Был всегда скромным и спокойным. На политические темы со мной не разговаривал. Мы читали парижские газеты. Я учился с Ковердой в седьмом и восьмом классах виленской гимназии Русского Общества. Отчего Коверда ушел из белорусской гимназии – не знаю. Коверда перестал ходить в гимназию, потому что занялся работой в редакции. Вне гимназии я встречался с Ковердой несколько раз на улице. Когда в Вильне демонстрировалась кинематографическая картина «Волжский бурлак», Коверда в моем присутствии сказал, что такие большевистские картины не должны демонстрироваться и что следовало бы, как в Риге, сорвать демонстрацию. В отношениях со своими товарищами Коверда не был разговорчив, скорее был замкнут. Однажды я получил от Коверды парижский журнал «Борьба за Россию». Случая нервности или резкого возбуждения Коверды я не помню».