Не может быть адекватно понята без учета доминанты в ней религиозно-эсхатологической составляющей политика Ивана Грозного. Русь в XVI столетии жила в парадигме апокалиптических ожиданий. Глубокая вера самого царя позволяла ему смотреть на политический процесс как на вид религиозной миссии. Фигура царя понималась не только в качестве светского правителя, но и в определенной степени как носителя священнической власти. Отсюда и помазание на царство как наделение особой божественной благодатью. Соответственно, с утверждения на Руси царской власти начала усиливаться модель теократии. Особую актуальность в свете тенденции теократизации приобретала борьба с еретичеством. Многие опричные деяния царя, казавшиеся безрассудными в свете прагматической трактовки политики, объяснялись задачами искоренения ересей. Ракурс борьбы с еретичеством имел, по-видимому, важное мотивационное значение в новгородском походе Ивана IV. Еще один вызов – это актуализировавшийся религиозный дискурс в Европе. Апогей развития инквизиторской системы, Реформация и протестантско-католические войны – все это создавало соответствующую идейно-мировоззренческую атмосферу.
Как религиозный монашеский орден выстраивалась Иваном Грозным опричная организация. Образцы для подражания были перед глазами. Именно в XVI веке, как известно, на Западе был утвержден Орден Иезуитов. Так что по меркам XVI столетия политика Ивана IV не была чем-то экстраординарным. Сам Иван Грозный уподоблял государство монастырю, а себя характеризовал как игумена Земли Русской. Монастырская модель властвования предполагала соответствующую специфику государственного курса[181]
.1666-й год и русская апокалиптика
Русский религиозный раскол XVII столетия явился кризисом мессианской идеи России. Вопросы обряда были не более чем визуальной стороной произошедшего онтологического надлома. «Тема раскола, – писал Н. А. Бердяев, – была темой историософической, связанной с русским мессианским призванием, темой о царстве. В основу раскола легло сомнение в том, что русское царство, Третий Рим, есть истинное православное царство. Раскольники почуяли измену в церкви и государстве, они перестали верить в святость иерархической власти в русском царстве. Сознание богооставленности царства было главным движущим мотивом раскола. Раскольники начали жить в прошлом и будущем, но не в настоящем. Они вдохновлялись социально-апокалиптической утопией. Отсюда на крайних пределах раскола – «нетовщина», явление чисто русское. Раскол был уходом из истории, потому что историей овладел князь этого мира, антихрист, проникший на вершины церкви и государства. Православное царство уходит под землю. Истинное царство есть град Китеж, находящийся под озером. Греческая вера представлялась не православной верой, только русская вера – православная, истинная вера. Истинная вера связана с истинным царством. Истинным царством должно было бы быть русское царство, но этого истинного царства больше нет на поверхности земли. С 1666 г. началось в России царство антихриста. Истинное царство нужно искать в пространстве под землей, во времени – искать в грядущем, окрашенном апокалиптически»[182]
.Еще Иван Грозный во время дискуссии с иезуитом Поссевином постулировал: «Мы носим веру истинно христианскую, но не греческую. Греки нам не Евангелие. У нас не греческая, а русская вера»[183]
. Эта формула соотносилась с народными представлениями и легла в основу решений Стоглавого Собора. В противоположность данному пониманию патриархом Никоном был сформулирован принципиально иной императив: «Я русский, сын русского, но моя вера греческая»[184]. Замысел церковного реформирования связывался с утопическими представлениями царя Алексея Михайловича, полагавшего, что унификация ритуала может стать «идеологическим фундаментом для будущего единения всех православных государств под его державой в Великой Греко-Российской Восточной империи»[185]. Речь, таким образом, шла уже не только о политическом объединении с малоросами, но о создании мировой православной империи (именно империи, а не царства).