Русская эсхатология: история общественной мысли России в фокусе апокалиптики

Согласно полученной в 1937 году статистике, большинство из согласившихся заполнить соответствующий пункт анкеты самоидентифицировалось в качестве верующих – 56,7 %. К ним, очевидно, следует зачислить и тех, кто на вопрос о своем отношении к религии отказался вообще от какого-либо ответа. Таковых от общего числа участвующих в переписи насчитывалось до 20 %. Данная группа может быть идентифицирована в качестве скрытых верующих. Отказ от заполнения соответствующего пункта анкет, как и неучастие в переписи вообще, определялись религиозными мотивами. С одной стороны, имел место страх перед преследованием всех тех, кто признается в своей религиозности. С другой, запись в анкете в качестве неверующего означала религиозное отступничество. С призывами избежать участия в переписной акции обращались к народу религиозные деятели, представляющие различные конфессии. Перепись проводилась в самый канун Рождества 5–6 января, что послужило дополнительным источником усиления экзальтационной напряженности верующей части населения. Таким образом, по меньшей мере 76,7 % советских граждан оставались к 1937 году в числе религиозно идентифицируемых. По всей видимости, их удельный вес был еще выше, так как для многих верующих соображения личной безопасности оказались при ответе на соответствующий пункт анкеты все же достаточно весомым обстоятельством[348].

Не будет, таким образом, преувеличением утверждать, что победа в Великой Отечественной войне была одержана народом, сохраняющим по преимуществу свою религиозную идентичность. Власти, надо отдать им должное, получив соответствующие статистические материалы, смогли эффективно использовать ресурс религиозности народа в общегосударственных целях. Неоинституционализация патриархии явилась прямым следствием такой переоценки[349].

С началом войны патриарх Антиохийский Александр III обратился с призывом к христианам всего мира о молении за судьбу России. И Сталин в наиболее тяжелые дни 1941 года собрал в Кремле духовенство для проведения молебна о даровании победы[350]. В ознаменование первых успехов, весной 1942-го, после длительного запрета власти сняли табу на празднование Пасхи. Пасхальная служба 1944 года уже имела де-факто статус общегосударственного праздника, собрав в Москве только на первой заутрени (в большинстве церквей было проведено несколько служб) 120 тысяч прихожан. Во время войны подвергся роспуску Союз воинствующих безбожников. Ликвидируется обновленческая церковь, именуемая не иначе, как «церковный троцкизм». На проведенном под покровительством Сталина поместном соборе Русской православной церкви восстанавливается институт патриаршества. Возобновился выпуск печатного органа церкви – «Журнала Московской Патриархии», открываются богословские учебные заведения[351].

В послевоенные годы тенденция церковной реставрации усиливается. Происходит скачкообразный рост числа приходов Русской православной церкви от 10 544 в 1946-м до 14 477 в 1949 году. Работа на перспективу церковного строительства выразилась в учреждении двух духовных академий и восьми семинарий. С пасхальных торжеств 1946 года возобновляется богослужебная практика в Троицко-Сергиевой лавре, и на повестку дня ставится вопрос о возвращении монастыря в ведение патриархии[352].

К подготовленному в 1948 году под общим руководством М. А. Суслова постановлению «О задачах антирелигиозной, атеистической пропаганды в новых условиях», в котором провозглашалась задача искоренения религии как непременное условие перехода от социализма к коммунизму, Сталин применил фактически санкцию вето. В послевоенные годы атеистическая пропаганда практически была сведена на нет[353]. Именно тогда подвергся роспуску Союз воинствующих безбожников. Пытаясь повысить статус Московской патриархии во вселенском православном движении, Сталин добивался присуждения ей вместо пятой порядковой строчки первой позиции.