Тогда молодой фон Альтберг, набрав копье из отчаянных головорезов, мало чем отличавшихся от бешеных волков, держал путь в далекую Ливонию. Я последовал за ним – слишком опустела моя душа, слишком хотелось оказаться подальше от Лауры, для ее же блага. Ее жених – благородный и любящий человек, старательно пропустил слова какой-то служанки мимо ушей и в положенный срок женился, да еще задавил все слухи в зародыше.
Правда, пару раз пришлось отправить в лучший мир нанятых бароном и его зятьком убийц, но вышло тихо, почти по-семейному – я не в обиде. Все-таки честь дамы!
Итак, я отправился на войну.
В разлуке любовь исчезнет, испарится – так мне казалось.
Думал, цверг возмутится, начнет строить козни. Отнюдь нет! Только в бородку посмеивался.
– Что ты от меня хочешь, Дитрих? – вздыхаю. – Мы гоняемся за шайкой голожопых дикарей этого… как его там… Вичкиса с благословения епископа и Ордена. Вичкису не до того – он гоняется за Теофельсом, который держит землю, что Вишик… или как его?.. почитает своей. Теофельс, в свою очередь, гоняется за нами и плевать хотел на Орден, епископа и Папу вместе и порознь. Потому как ему не нравится, когда на его земле кто-то, кроме него, гоняется за Вяшикой… Вячикой… Ну ты понял. Я что-то упустил?
– Они все язычники! – заявил глубокомысленно Дитрих. – Кроме Папы, епископа и Ордена. Впрочем, в двух последних я не уверен…
– Ценное добавление. Критическое в нашем положении, я бы сказал. Продолжаю. Мы сидим на гребаном болоте, жрем лягушек, а нас жрут комары. И двигаться достаточно быстро мы не можем. Повторяю: чего в этой связи ты хочешь конкретно от меня?
– Забияка, – говорит Дитрих вкрадчиво, – слышал я кое-что о твоей истории с долгополыми. Только слышал я и о рыцарях-волшебниках, свое проклятье на службу Господу поставивших. Тебе бы исповедоваться да в Орден записаться, но дело твое. Так и так – вот и проверка выходит, христианин ты или злыдень. Хочешь – любую индульгенцию у епископа выпрошу, до Папы дойду, на себя грех возьму, если так велишь, – только достань мне этих язычников. Понял?
А что не понять? Кивнул, вышел из шатра. В лес отошел – недалеко, местные зело как любят по нужде отлучившихся стрелять.
Достал бутылку из сумы.
– Что думаешь? – спрашиваю.
– Хех, – лыбится цверг. – Настало время позабавиться, дылда. Напряги котелок, ты у нас Тиль фон Уйлен или Тиль-Дурак?
– Ты имеешь в виду фокусы Уйленшпигеля? Верно мыслишь, – варю котелком, как велено. – А что, если заставить дикарей преследовать нас, а не наоборот?
– Во-от! Горжусь моим мальчиком, – всхлипнул Пак. – А как ты это сделаешь?
– Хмм. Скажи-ка, у них письменность есть? Записку сварганим?
– Не извольте сумлеваться. А что написать – уж я тебе подскажу.
– А для веселья… Отчего бы не устроить знак богов? Ра-та-та-та-тоск! – позвал я.
Из подлеска показалась знакомая наглая харя. В лапах белка умудрялась сжимать добрый копченый окорок и бочонок пива.
– Опять мародерствуешь? – вздохнул я. – Последнее дело – мертвых обкрадывать.
Посредник подмигнул – мол, просто немного практической смекалки, им уже не нужно.
Говорить он не говорил, но ужимки его различать я уже выучился.
– Делись, – говорю. – Нам с ребятами чуть подсластиться, раз все равно спер. И еще – надо будет кое-куда сгонять с письмецом…
Дитрих намеревался с ходу атаковать ничего не подозревающих дикарей, ждавших в засаде комитат Теофельса, – отсутствующий здесь по причине того, что был он чистейшей выдумкой.
Лично я, выслушав свою долю похвал, засел с луком в листве поодаль стоявшего дерева – стрелял я так себе, но мечом махал еще хуже.
В принципе, сражаться в мои планы не входило – обычно бой я проводил в укрытии, а потом, пока всадники еще дышали пылью, успевал всадить пару стрел в раненых и убегающих, снискав тем славу бьющего без промаха лучника.
И вот Дитрих фон Альтберг двинул своих людей.
– Как скачут, как скачут, соколики, – аж всхлипнул сидящий рядом на ветке цверг. – Жаль, что мертвые.
– Как мертвые, если они живые? – не понял я.
– На горизонт посмотри, – советует Пак.
Смотрю, а там пыль и значки. Теофельс, падлюка, нагнал все-таки. Как только узнал, куда ехать?
– Пришлось, – говорит цверг, – ничего не попишешь, совсем ничего. Такой народ поганый. Даже божественной танцующей белке не верят, через агентуру проверяют. Ну, я Теофельсику-то и отписал, что фон Альтберг бушевать вознамерился.
Говорит он – а наши уже рубить язычников кончили, только тут на них налетели Теофельсовы ребята – десятеро на одного, и не в нашу пользу.
Вдруг расступилась пыль – вижу, на Дитриха и пятерых его комитов Теофельс прет с ближними, говорит что-то, мечом поигрывая.
И слышу – не ушами, сердцем, крик фон Альтберга: «Забияка! Ты, Иуда!..»
– Ну, пошли отсюда, – говорит как ни в чем не бывало Пак. – Славная вышла забава.
– Бес… – тихо шепчу. – Проклятый бес.
Хватаю цверга за шею, башкой о дерево – хрясь, а сам спрыгиваю с ветки, меч обнажив, – и туда, где Дитрих с друзьями из последних сил держатся.
Трудная была рубка. По сию пору не ведаю, как жив остался.