– Для Лауры это больше, чем слова… или платок. Еще – прощение настоящего друга, дарованное предателю, – отцепил от пояса кинжал.
Пак кивнул.
– Благословение истинно верующего – со мной.
– Неплохо. Но где доброта? Без нее не выйдет.
– Она у тебя. Кидай кошель на стол.
Пак недоверчиво посмотрел на меня, пожал плечами и сделал, что сказано.
Сверкнуло.
– Сработало, – расплылся он вдруг в идиотской улыбке. – Но как?
– Кошель я тебе отдал. Честно выигранный. Забыл?
Но Паку-Ротэхюгелю было все равно:
– Свободен, наконец-то свободен! – закричал он и пустился в пляс. – Уж и разгуляюсь я!
– Погоди, свободен-то я, а ты скован, – прервал я.
– Балда, дыл-да! – захохотал Пак. – А еще поэт! Только когда творческая мысль скована верой, любовью, дружбой и добротой, она свободна по-настоящему! Свободна – для добра. Да что с тобой говорить, вот, на. – Он вручил мне лютню.
И тут все завертелось, закружилось…
Дороги войны – опасное место. Но когда рядом такие друзья, как Дитрих фон Альтберг, можно отвлечься. Затянуть колки расстроенной лютни, например, а то и взять пару аккордов.
– Скорей бы Империя, – сказал Дитрих.
– Говорю тебе – считай, у порога уже. Чем думаешь заняться? – произнес я, пытаясь понять, что происходит и где я.
– Может, в Ливонию махну…
Одно я знал точно – уж кому-кому, а этому в Ливонию точно надо, как мне на собственные похороны.
– Чего ты там не видел, Альтберг? Представь, у меня только что было видение. Не езди туда. Займись замком и семьей – не прогадаешь. Если приспичит на войну – без меня никуда. Понял?
– Как скажешь. А ты чем дома займешься, герцог?
– Я? Меня дожидаются невеста, подобной которой нет во всем белом свете, и вартбургский турнир. И хватит обзываться титулами, барон. Зови меня просто Тиль.
Сергей Удалин
Игорь Евгеньевич переходит на темную сторону силы
Любомудров с ненавистью и робкой надеждой взглянул на будильник. Нет, тот и не думал униматься, дребезжал во все децибелы. Игорь Евгеньевич по горькому опыту знал, что завода хватит еще минут на семь. Тут и безногий встанет.
– Вот же ж… – ничуть не тише прибора проревел Любомудров, но вовремя осекся и закончил совсем не так, как собирался: – Торжество научной мысли.
Стены в квартире были жидковаты – не ровен час дочка услышит. Зачем ребенка расстраивать? Хватит и того, что у самого настроение паскудное. А каким ему еще быть, когда шестую смену подряд пашешь, без отдыха. Не говоря уже обо всем прочем…
Вот и правильно, вот и не говори.
Он быстро выполнил обязательную утреннюю программу и вышел на кухню. Катька уже допивала кофе, хотя уж ей-то необязательно было вставать в половину седьмого. А вот на тебе – умылась, оделась, причесалась и вообще выглядит, как только что купленная.
Игорь Евгеньевич справился с приступом зависти и поздоровался на старообрядный манер:
– Доброе утро.
– Знание – сила, папа, – по-новомодному ответила Катька.
Да и ладно бы просто ответила, а то ведь еще глазами сверкнула – прямо как те, из телевизора. Дочкин энтузиазм все-таки вывел Любомудрова из себя.
– Ну хоть дома-то можно без этого юродства? – буркнул он и тут же пожалел о сказанном.
Катькины глаза сразу потухли, она уткнулась носом в чашку, быстро, обжигаясь, допила кофе и вышла из кухни.
Да, нехорошо получилось. Надо бы поговорить с ней, только не сейчас – времени нет. Вот завтра будет выходной – можно с ней в зоопарк, что ли, сходить. Ей ведь так нравится гулять в зоопарке. Нужно только выгадать момент, когда там никаких лекций не читают. Не может же быть, чтобы они трындели без перерыва.
От этих мыслей Любомудров сразу приободрился, быстренько справился с завтраком и помчался на работу.
Но домчался только до первого этажа. У подъезда уже дежурили старушки из Общества просвещения. В одинаковых синих форменных курточках и с одинаково восторженными сморщенными личиками. Они так торопились донести свет науки до Любомудрова, что даже забыли про свое партийное приветствие.
– Как вы считаете, – вкрадчиво залепетала одна, – нанотехнологии приведут к новому витку научно-технической революции?
– А что вы знаете о темной материи? – тут же встряла вторая, слегка отпихивая в сторону конкурентку.
Игорь Евгеньевич скрипнул зубами, но решил, что одного срыва за утро достаточно, и с виноватым видом протараторил:
– Извините, дорогие мои, некогда мне сейчас, честное слово, некогда, на работу опаздываю.
Он ловко протиснулся между стеной и ослабившими напор старушками и, чтобы выгадать себе лишние пять секунд для бегства, сам выпалил традиционное:
– Ученье – свет!
– А неученье – тьма! – на автомате ответили просветительницы и только после этого сообразили, что добыча ускользает.
– А вы знаете, – запоздало защебетала первая, – что в эту субботу в Музее квантовой физики…
Любомудров бежал со всех ног, но все же услышал, как вторая подхватила:
– …будет демонстрироваться ящик Шредингера?
– Тот самый, с котом, – уточнила первая.
– Тем самым, – добавила вторая.