Русская фантастика – 2018. Том 2

– Ага, – Натаниэль кивнул и посмотрел на меня. – Видишь, это фотография, как моя книга. 2000 пазлов. 2000 предложений. Осталось дописать совсем немного. – Он протянул мне фиолетовую папку. – Но ты всё равно можешь прочитать.

Я знал, что вижу папу в последний раз.

Теперь он просто лежал на кровати, рядом с которой стояла нетронутая порция еды и чашка с водой.

Александр почти не светился, а только мерцал тусклым сероватым огнём. Но даже в этом бледном свете я видел прекрасное сияние восемнадцатилетнего папы, играющего на скрипке для Ангелины.

Перед моими глазами в одно мгновение пронеслись тысячи моментов, связанных с его музыкой: первая скрипка, первое собственное произведение, слёзы неудач и радости, вдохновения, отчаяния – его бесконечная борьба с собой ради чистых и математически-идеальных нот, способных изменять мир в лучшую сторону.

Я мог слышать эту невероятную музыку в любую секунду. В ней было именно то, что Александр просил меня запомнить: всё самое чистое и удивительное, что было в его жизни, то, чем родители обычно хотят поделиться со своими детьми.

У нас с ним не было целой жизни – всего несколько мгновений. Но нам хватило и этого.

Мама Натаниэля медленно подошла к кровати и села рядом с братом. Я не знал, что именно она скажет, и мне казалось, что если бы они могли поговорить лично, всё было бы гораздо проще. Ведь в разговоре можно сначала накричать, а потом расплакаться и обняться, но ответом Ангелине в любом случае было бы молчание.

– Я прощаю тебя, – тихо проговорила мама Натаниэля, снова превращаясь в ту тоненькую и бледную пятнадцатилетнюю девочку. – Глупый, ты думал, я не пойму тебя. Ты… Ты думал, что только ты любишь меня. Но я тоже любила тебя больше жизни. Я могла стать тебе другом. Что бы с тобой ни случилось, я бы приняла тебя таким, какой ты есть. Думаешь, я не видела гнев и равнодушие отца? Не чувствовала вечную потерянность мамы? Я тоже боролась с ними всю жизнь, а моей настоящей семьей всё детство был только ты. Скажи, ты представляешь, как безумно сложно мне было, когда ты исчез? Честное слово, я… я никогда не думала, что ты уйдешь из моей жизни. Вот так, не сказав ни слова. Даже не попрощавшись. Как будто я не имела значения, как будто ты никогда в жизни по-настоящему не доверял мне. Но… но я прощаю тебе твоё молчание. Я прощаю тебя за то, что ты не дал мне возможность показать, как я любила тебя тогда и как люблю тебя сейчас. Ты тоже прости меня.

12. Так должно быть

– Когда я допишу книгу, я умру, – Натаниэль сообщил мне об этом так, словно напомнил о чём-то решенном нами вместе когда-то давно.

Он сказал это совершенно обыкновенным тоном, даже не ожидая от меня ответа.

Я с удивлением посмотрел на Натаниэля, пытаясь до конца осознать смысл его слов, а потом почувствовал какую-то отвратительную горечь, словно его смерть была уже предопределена, и мне нужно было лишь безразлично кивнуть в ответ, заговорив о чём-нибудь другом.

– А что, если я запрещу тебе дописывать книгу? – со злобной надеждой спросил я.

В моём вопросе слишком явно прозвучало колкое напоминание о том, что в любую секунду я могу вмешаться в мысли Натаниэля и заставить его подчиниться моей воле.

– Ты думаешь, я тебя послушаю? – Он посмотрел на меня почти снисходительно. – В данном случае нет.

– Конечно, нет, – повторил я, осознавая, что бессилен что-либо сделать.

– Знаешь, – он чуть улыбнулся немного грустной улыбкой. – Я был бы рад, если бы ты убил меня. Это было бы отличным завершением нашей с тобой истории. Что ты об этом думаешь?

Я прикусил губу, невольно пытаясь спрятаться от ледяного и даже чуть насмешливого тона, которым Натаниэль произнёс последние несколько фраз.

Мне не верилось, что он может такое говорить. Говорить совершенно серьёзно, не допуская и тени сомнения или каких-либо возражений с моей стороны.

Руки беспомощно утонули в глубине карманов, пока я молчал. Внезапно правая кисть коснулась чего-то холодного и отполированного. Незнакомый предмет был настолько идеальной формы, что казался изготовленным специально для меня.

Затаив прерывающееся дыхание, я вытянул перед собой дрожащую руку, сжимающую онемевшими пальцами черный сияющий пистолет, на который Натаниэль посмотрел без тени удивления или страха – в его взгляде читалась полная уверенность в правильности происходящего.

Натаниэль даже не пытался вмешаться или что-либо изменить, лишь молча наблюдая за моими действиями.

А мне хотелось кричать от того, насколько всё происходящее было неправильным.

Если бы я смог разжать руку и выбросить пистолет, то кинулся бы к Натаниэлю и, схватив его за плечи, заглянул бы в равнодушные глаза, стараясь заново увидеть в нём того наивного ребёнка, рассуждающего обо всём на свете и мечтающего о великих свершениях, которые мы должны были осуществить, как мне казалось, вдвоём.

– А как же будущее? – сжав зубы, прошептал я.

Натаниэль сверкнул одним из самых невероятных оттенков цвета, каким сияют, наверно, только умирающие звезды, а потом взял мою руку и приставил пистолет к своей груди.

– Оно есть. Ты ведь веришь мне?