Русская фантастика – 2018. Том 2

Я кивнул, с ужасом глядя на искорки в его глазах.

– А теперь, – он посмотрел на меня с отчаянной решительностью. – Сделай это.

– Нет, – дрожащим голосом произнёс я, глядя на смертельное оружие, нацеленное мной на Натаниэля. – Я не могу… Я не буду.

– Неужели? – Он вдруг рассмеялся совершенно чужим смехом. – А по-моему, в тебе достаточно жестокости.

Раздался выстрел.

Вокруг было светло и тихо. Открыв глаза, я сел на кровати, ощущая в уголках глаз дорожки от слёз, и медленно проговорил без всякой надежды, вспоминая прожигающе-холодный взгляд Натаниэля:

– Не может быть. Это не мы. Не он.

Я растерянно посмотрел на его книгу. Она лежала около моей подушки, открытая на последней главе неоконченной истории, в которой, по расчётам Натаниэля, не хватало еще 95 предложений.

Когда я допишу книгу, я умру.

Я впился ногтями в одеяло и сжал кулаки, борясь с ощущением собственной беспомощности.

Мне безумно хотелось, чтобы Натаниэль сию же секунду оказался рядом со мной, чтобы я уговорил его не дописывать книгу. Мне до боли отчетливо представилось, как я рассказываю ему то, что видел во сне, как злюсь на него и кричу, но даже в мыслях он лишь грустно улыбался в ответ, не соглашаясь с моими словами и прощая мне то, что я не могу смириться с его смертью.

Я точно знал, что никакие доводы не убедят его отказаться от этой книги. Мне даже показалось, что Натаниэлю в каком-то смысле хочется умереть за неё, считая, что в таком случае она обретет ещё больше смысла.

Настоящим Писателем можно стать только после смерти – это звучало достаточно романтично, чтобы он в это поверил, и расскажи я Натаниэлю, что его книга стоит целой жизни, он с радостью допишет её, ни секунды не сомневаясь, что так и должно быть.

Я вышел из дома, крепко сжимая в правой руке фиолетовую папку.

Мне было настолько необходимо поговорить с Натаниэлем, что я даже не удивился, когда мы столкнулись с ним на улице перед моим подъездом.

Приближался вечер. Солнце, только недавно светившее мне в окно яркими лучами, устало опускалось за облака, превращая наши с Натаниэлем тени в длинные узкие линии, напоминающие стрелки часов, собирающиеся отсчитать последние минуты этого дня.

Я беззвучно вздохнул, стараясь одновременно вспомнить весь ужас моего сна и, наоборот, забыть его, исправив все ошибки.

Мне казалось, что я знаю, как сделать это, как спасти Натаниэлю его драгоценную жизнь.

Он смотрел на меня, как обычно, с интересом, сияя невообразимым оттенком какого-то космического цвета. Я снова не мог найти подходящее слово для описания этого свечения, но на этот раз я и не пытался это сделать.

Гораздо больше мне хотелось протянуть руку и сказать тихо: «Ты настоящий» – почти так же, как когда-то Натаниэль произнёс, обращаясь к Фаллену. Его интонация была бы сейчас самой подходящей для моих слов.

Недовольно отбросив эту мысль, я нахмурился – она слишком противоречила тому, что я собирался сказать, и от этого было непривычно больно.

– Привет, – я сердито посмотрел на Натаниэля.

– Привет, – он мгновенно посерьёзнел, стараясь соответствовать моей интонации.

– Я прочёл твою… – мне захотелось подчеркнуть равнодушное отношение к натаниэлевской книге. – Твою… работу. Она… Не думай, что я считаю её чем-то плохим, но… – свободная рука сжалась в кулак так, что побелели костяшки пальцев. – Но… ты не имеешь права писать о том, чего не знаешь. Возможно, всё это и неплохо, но я не разрешал тебе сочинять обо мне истории. Тем более такие… – Я постарался придумать как можно более обидное слово. – Такие… неправдоподобные. Ты на самом деле считаешь, что я говорю и думаю именно так, как ты пишешь об этом? – Я рассмеялся почти искренне, сверкнув на Натаниэля презрительным взглядом. – Нет. Я совершенно не такой, и, если честно, мне не нужны твои гениальные произведения со мной в главной роли. Скажи, тебе в глубине души не кажется, что твоя книга не стоит тех сил, которые ты в неё вкладываешь?

Я проговорил всё это быстро, с какой-то невероятной жестокостью, такой, что не поверить в искренность моих слов было почти невозможно.

Ужаснувшись, я всё же спокойно вслушался в недоверчивый вопрос Натаниэля:

– Ты правда так думаешь?

– Не важно, что я думаю, – я со скучающим видом посмотрел сквозь него, продолжая говорить, не меняя холодной интонации. – Твоя книга – это нечто отвлеченное, в чём ты можешь помечтать быть самим собой. Или даже создать себе нового меня. Но… Ты живёшь в сказках. Придумал идеальный мир с идеальными людьми, которые говорят и думают так, как ты хочешь. Так ведь легче, правда, чем жить в настоящем мире, где ты пока никто?

Я издевательски усмехнулся, а мои слова упали на землю, как будто весили тысячи килограммов, и хотя после этого наступила тишина, они ещё долго звучали в наших головах с такой же грубой и снисходительной интонацией, с какой были произнесены.

Натаниэль не поднимал грустно опущенного взгляда, поэтому я не мог понять, что он чувствует и о чём думает.