Иными словами, всякое явление несёт в себе смертельную опасность жизни человека, то есть является неким ядом в данном специфическом проявлении. Но так как это явление, хоть и яд для человека, всё же творение Божье, а Божественное несёт в себе живительную силу, то становится ясным, что из яда надо извлечь то, что стало причиной бытия яда, как явления. После этого извлечения данное явление перестаёт нести в себе смертельную опасность и становится новой формой утверждения жизни человека. Поэтому всё в природе человека, все его таланты и достоинства, и даже все то, что через человека имеет приобщение к Богу (речь идёт о флоре и фауне) – это инструменты для извлечения Божественной Сущности из всякого опасного явления. Опять же это невозможно без определённой степени приобщения к Божественному. Ибо как извлекать из явления то, о чём нет представления, чего нет в собственном естестве, как жизнеутверждающее Божественное свойство. Иными словами, как найти то, подобия чему нет в собственном организме в виду сложившегося порядка вещей? Древние говорили, что одобное стремится к подобному, подобное познается подобным, а потому для того, чтобы обуздать смертельное явление, сделать его новым способом утверждения жизни, нужно достать его Божественное начало, благодаря коему явление возникло, но в данный момент пока оное яд, то есть ещё пока не сослужит человеку в его Богообщении. То есть, в первую очередь, чтобы познать начало явления, подобает самому быть подобным этому началу, этой причине – Богу. Владея началом явления и ведая о том, как оное себя поведёт в процессе развития его, можно приспособить это явление под запросы жизни в Господе человеку. Так началась эволюция научно-технического прогресса. То есть теперь, возвращаясь к тому же примеру с пловцом, для того, чтобы держаться на поверхности воды и видеть Солнце, и дышать всей полнотой жизни Царствия Небесного, тело пловца сослужит ему ещё и прибегая к помощи инструментов во всей Вселенной. Пример, плодовое дерево или зерно ржи, ягнёнок, телёнок, птенец, река, у которой можно изменить русло (только от истока) и по которой можно сплавляться вниз по течению, также теперь уже продукты научной революции. Если человек постоянно смотрит на Творца в молитве, то понятно, что в окружающем мире может видеть только то, что наиболее сильно напоминает о Нём. То есть смотрит на мир через призму Божественного.
Другое дело, что условия окружающей жизни не всегда стимулируют в естестве человека всю его полноту, из-за того, что нет той остроты потребности в молитвенном единении с Божественным, ибо смертельных явлений нет, нет покушения на жизнь. Болезнь после плотских радостей не сказывается на безопасности и легко переживается, организм быстро восстанавливается. И человек, живущий только приобщением к счастью, привыкает к воровству его у Отца Небесного и даже узаконивает этот момент в общественных отношениях. По этой причине, происходит деградация самых совершенных религиозных систем и даже возникают соответствующие жизненным условиям религии, объединяющие людей в сообщества по общему греху. Например, аборигены или опять пример с Древней Грецией, где в орфических и дионисийских мистериях приобщение к Богу осуществлялось всей полнотой необузданности и разнузданности. То же самое мы видим и в народных верованиях древних Ханаана и Месопотамии, где разнузданность была формой культа жертвоприношения. Понятно, что для людей с данной формой исповеди Божественного очень трудно в опасном для жизни явлении выявить Божественное зерно, ибо оное для них всегда непредсказуемость. А потому Богоявление для них становится осуждением Судом Божьим, ибо не способны принять живительную Волю Творца. Человек видит не начало явления, а то, что ему, осквернённому грехом, естественно – уже стоит перед страшным неотвратимым фактом – губительными последствиями. Он не может управлять, не может взять под контроль, что становится настоящим Судом Божьим. Отвергая требования истинной веры, выбрасывают себя в небытие данной реальности. Так уходят из жизни целые народы.