Кризис провиденциализма, критика деспотизма и гуманизм становятся основными чертами передовой русской философии. Это не означает, что передовая общественная мысль в России сражалась с ветряными мельницами. Авторитет церкви, богословская интерпретация Божественных законов были сильны. Даже у наиболее передовых мыслителей из «ученой дружины Петра», особенно у Феофана Прокоповича, в объяснении общественных явлений Бог выступает силой,
Для Феофана Прокоповича человек – это микрокосмос, «он есть сокращенная часть этого видимого и невидимого мира, ибо имеет в себе что-то и от телесной неодушевленной и от живой материи и от чувственного человеческого элемента… поэтому верно назвали его древние философы микрокосмом, то есть малым или взятым в уменьшенном виде миром» (Цит. по: Ничик В. М. Из истории отечественной философии конца XVII – начала XVIII в. Киев, 1978. С. 190).
Как богослов Прокопович считает человека творением божиим, наделенным в отличие от других произведений природы совершенным сознанием, который при помощи труда подчиняет природу. При этом «все достоинства, по частям разделенные в природе, в нем одном сосредоточились и он является как бы другой, если не величиною, то полнотою совершенств равный целой природе» (Прокопович Ф. Слово о любви к Богу // Христианское чтение. 1838. Ч. XXIII. С. 183).
Человек ищет счастья, ориентирован на него и у него есть для достижения его все задатки. Как считает Прокопович, поскольку «состоит человек из души и тела, то, чтоб быть счатливу, надобно ему иметь в обоем хорошее состояние. А потому, во-первых, должен он быть и разумом превосходен, и волею непорочен, и здравием одарен телесным, под именем которого расположение и красоту разумеет должно» (Прокопович Ф. Богословское учение о состоянии неповрежденного человека, или О том, каков был Адам в раю. М., 1785. С. 1–2). Кроме этого человек должен быть добр: «В человеке начало дел добрых или способность творить оные было дар естественный, в рассуждении той склонности, посредством которой всякий стремится искать себе добра и сей же самый дар по причине дел свободно производимых был нравственный» (Там же. С. 27–28). Счастье же понимается как возможно более полное удовлетворение жизненных потребностей: у человека «не должно быть в оных недостатку». Другими словами, «блаженство человеческое состоит в совершенном изобилии всего того, что для жизни нужно и приятно. К сему относится особливо выгодность, красота и приятность места, благорастворение воздуха, здравие пищи и плодоносие земли и проч. Что же касается до того, что ныне смертные приобрести тщатся украшение, великолепие, музыку, богатство и проч., оные суть или орудия к снисканию добра, или некоторое воспоминание против бедности» (Там же. С. 91).