Современный исследователь творчества М. М. Щербатова дает следующую характеристику его понимания человека: «Нравственный человек утопии – это самоконтролируемый человек, но ограничивающий и сдерживающий себя сознательно, так как он хорошо понимает, что от того, каков он есть, зависит бытие всего общества, что поврежденность хотя бы одного человека, ослабление хотя бы одного элемента в цепи взаимосвязи подрывает основы всего государства в целом. Человек в утопическом обществе Щербатова – это смирившийся, обеспечивающий устойчивость данной, т. е. крепостнической, реальности, но постоянно предпринимающий попытку обрести собственную самостоятельность и самоценность. Но самостоятельность человека может привести и к бунту, вывести его за пределы регламентируемой данности. Поэтому удобнее, эффективнее для сохранения оказывается в конечном счете внешняя регулятивность (наличие армии, крепостей, тюрем и т. п.), а личная самостоятельность и самосовершенствование выполняет в конце концов функцию адаптации к необходимо существующему репрессивному режиму» (Солодкий Б. С. Русская утопия XVIII в. и нравственный идеал человек // Философские науки. 1975. № 5. С. 101). Заметное место в идейно-философских исканиях России ХVIII века занимали масоны. Проблема человека была для них центральной (принято говорить даже об их антропологизме), они систематизировали, углубили идеалистическую ее интерпретацию, подчеркнули социальную обусловленность.
Масонов прежде всего интересовала внутренняя жизнь человека, поскольку она, по их мнению, служит связующим звеном между ним и Богом. «Истинное счастие находится внутри нас и зависит от нас самих, оно есть представление себя превыше всех случаев», – писал розенкрейцер Алексей Михайлович Кутузов, один из столпов русского масонства, подчеркивая свой интерес к внутреннему миру человека, предназначенного к активной деятельности сознания. (Из письма А. М. Кутузова А. Н. Радищеву в Сибирь от 27 марта 1792 г. // Проблемы гуманизма в русской философии. Краснодар, 1974. С. 32). При этом все «случайное», материальное отбрасывается. Телесная жизнь противостоит духовной, отвращает человека от Бога. Поэтому перед личностью стоит задача превратить заложенные в нее духовные, божественные потенции в действительность внутренне богатого, цельного в своей устремленности к Богу человека. Сущность его, таким образом, масоны представляли изменчивой. Ее амплитуда – от человека элементарного (телесного) до ментального (духовного). Путь этот человек совершает как личность деятельная. Правда, его деятельность не выходит за рамки самопознания и внутреннего самосовершенствования, хотя последнее понималось как путь к социальным переменам.
Масоны не выступали против религии, но активная проповедь идеи, что человек есть высшая ценность и высшее существо для человека, объективно способствовала оформлению среди передовых людей отрицательного отношения к религиозности. Гуманистические, скептические по отношению к государству и церкви элементы масонства привлекли в его ряды многих прогрессивных русских мыслителей. Краткое время масонами были Н. Н. Новиков, А. Н. Радищев, многие декабристы. Однако сектантская замкнутость масонства, абстрактный характер его гуманизма, далекий от решения «больных» вопросов русской действительности, неприятие радикальных методов решения социальных проблем заставили передовую общественность искать другие пути уже вне рамок масонства. Декабрист Д. И. Завалишин писал: «Масонство отталкивало меня от себя каким-то пассивным отношением к добру. Истинное добро и польза… всегда неизбежно связаны с необходимостью бороться при этом со злом. А как главная суть зла воплощается всегда в людских интересах и страстях, то и приходится бороться с живыми людьми, а не с одними отвлеченными ошибочными идеями… и поэтому вступающий с ними в борьбу должен быть готов на всякую жертву, а у масонов я не видел ни борьбы, ни самопожертвования, а, напротив, извлечения даже выгод себе из братства» (Цит. по: Замалеев А. Ф., Матвеев Г. Е. От просветительской утопии к теории революционного действия. Ижевск, 1975. С. 13–14).
Новый взгляд на человека характерен только для просветительской философии, отрицавшей феодальный порядок как несправедливый. В основе ее решения проблемы человека лежали, во-первых, утверждение о самоценности личности, во-вторых, представление об изначально присущей человеку неизменной, «естественной» природе, в-третьих, вера в мощь разума, способного отбросить путы религии и сословности и утвердить общество на справедливых, разумных началах.