Русская философия как человековедение

Уже в начале трактата Радищев ставит задачу понять сущность человека, проанализировать его жизнь до и после рождения, также «определить или, по крайней мере, угадать, что мы будем или быть можем» после смерти (Там же. С. 290).

Хотя человек родится «совершеннейшею из тварей», он обнаруживает сходство со всем живым. Такое сходство не унижает человека, поскольку он «вещественен», как и другие животные, «следует одинаковым с ними (другими тварями) законам» (Там же. С. 298). Вместе с тем человек «отличествует» от животных рядом свойств: «возниченным … образом» (вертикальным положением), разумом, очеловеченными органами чувств («изящностью» зрения и слуха) и, наконец, «способностью, ему одному свойственною, речью» (Там же. С. 301–306). Радищев анализирует каждую из этих специфических особенностей человека, их влияние на его становление.

Наивысшей оценки заслуживает речь, поскольку она, «расширяя мысленные в человеке силы, ощущает оных над собою действия и становится почти изъявлением всесилия» (Там же. С. 307).

Радищев противопоставляет свое понимание человека механистическим теориям французских материалистов XVIII века. К примеру, он отвергает точку зрения Жюльена Офре де Ламетри. Философ пишет: «Мы не скажем, как некоторые умствователи: человек есть растение, ибо хотя в обоих находятся великие сходства, но разность между ними неизмерима» (Там же. С. 46).

В отличие от французских материалистов он считает, что материя чувствовать может лишь при ее наивысшей организации: «…там, где лучшая бывает организация, начинается и чувствование, которое, восходя и совершенствуя постепенно, досязает мысленности, разума, рассудка» (Там же. С. 83).

Выяснив, что человек причастен «всесилию и всеведению», т. е. что он в состоянии познать «общее начало» всех явлений, философ приступает к исследованию «внутренности» человека, его сознания (души). Душа связана с телом, зависит от него, как, впрочем, и от воздействия внешних материальных факторов: климата, пищи, воспитания. Они определяют развитие сознания человека и его межличностные отношения. «Но если климат и вообще естественность на умственность человека сильно действует, паче того образуется она обычаями, нравами, а первый учитель в изобретениях был недостаток. Разум исполнительный в человеке зависел всегда от жизненных потребностей и определяем был местоположениями» (Там же. С. 64). Радищев различает уровни в развитии разума индивидуального и «общественного». Последний зависит от воспитания и уровня развития народа, что, в свою очередь, определяется «стечением счастливых обстоятельств». Однако большой разницы в развитии общественного сознания у разных народов не наблюдается. «Но сколь один народ от другого не отличается, однако вообразя возможность, что он может усовершенствоваться, древние греки, европейцы суть по среде (равны. – Б. Е.) на стезе совершенствования, из чего заключить можно, что развержение народного разума зависит от счастливых обстоятельств. Но совсем иначе судить должно о различии разумов между единственными человеками, и сколь Гельвеций ни остроумен, доказательства его о единосилии разумов суть слабы» (Там же. С. 315).

Индивидуальный разум зависит от обстоятельств жизни человека, опять-таки воспитания и «природных сил» его: «Таким образом, признавая силу воспитания, мы силу природы не отъемлем. Воспитание, от него зависящее, или развержение сил, останется во всей силе; но от человека зависеть будет учение употреблению оных, чему содействовать будут всегда в разных степенях обстоятельства и все нас окружающее» (Там же. С. 324).

Радищев говорит о том, что не только тело, но и умственные силы следуют «законам естественности» и «постепенности» их развития. В конечном итоге одновременно со смертью тела «светильник умственный» потухает. Но на этом не заканчивается анализ человека, его смертности и бессмертия. «Обтекши всю мысленность и телесность человека и проникнув даже до незримых начал вещей, мы видели только то, что нужно было видеть, дабы снискать доказательство предложенной задачи», т. е. бессмертия души (Там же. С. 362), чему он посвящает третью и четвертую книги трактата.

Философ исследует три группы доводов в пользу бессмертия: «метафизические», «естественные» и «чувственные». Метафизические доводы указывают на связь и взаимопереходы различных состояний материи. В результате этой связи после разрушения, смерти с необходимостью наступает возрождение. «Мысленность» в отличие от «вещественности» неделима и, следовательно, неразрушима, бессмертна. «Естественные» доводы доказывают, что все в мире, в том числе и душа, совершенствуется. Смерть и разрушение тела для души не становятся препятствием в этом совершенствовании. «Чувственные» доводы, опираясь на деятельность психики во время сна, болезни и других «бессознательных» состояний человека, доказывают ее самостоятельность, независимость от тела, ее бессмертность.