Другой мыслитель «ученой дружины Петра» Антиох Кантемир, будучи одним из основоположников светской философии в России, определял в качестве ее предмета не богознание, а знание природы и человека, которого он рассматривал в единстве духовной и материальной сторон: «Я в своей натуре двойного существа не знаю…» и далее: «человек один два существа в себе имеет» (Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб., 1868. Т. 2. С. 51). Это единство носит целесообразный характер и определено божественным промыслом, как, впрочем, и вся целесообразность в природе: «все создано для человека» (Там же. С. 42). Человек от природы равен другому человеку, и движет людьми в их стремлении соединиться в общество «нужда». Она «совокупила все государства и сделала сообщества и знакомства» (Там же). Догадка Кантемира о роли материального фактора («нужды») в жизни людей и общества превращает Бога из творца человека в его слугу, гаранта целесообразности, существующей ради человека. Такое положение высвобождает место реальному человеку с его естественными потребностями и интересами.
Новые представления о человеке, отличающиеся от теологических, в первой половине XVIII в. наиболее последовательно изложил В. Н. Татищев в своей работе «Разговор двух приятелей о пользе науки и училищ», впрочем не опубликованной при жизни ученого.
Еще в «Истории Российской» Василий Никитич уточнил о том, что причины явлений могут «быть яко от Бога или от человека». В «Разговоре» же Татищев особое внимание уделяет деятельности человека, следующего естественному закону. В основу его концепции положена и теория разумного эгоизма. Проблему взаимоотношения души и тела, сущности человека он не исследовал.
Мыслителя больше интересовали такие проявления «души» как ум и воля, поскольку они, по его мнению, и определяют жизнь и поступки человека: «Ум бо яко царь властвует, а воля влечет всякое хотение из которого человеку благополучия и беды приключаются» (Татищев В. Н. Разговор двух приятелей о пользе науки и училищ. М., 1887. С. 15). Ум это прежде «сила души», определяющая возможности осмысления человеком (и «прочими животными») объективного мира. Ум необходимо отличать от «разума», который представляет тот же «ум, через употребление и поощрение его качеств правленный» (Там же. С. 9). Разум – достоинство одного только человека. Главное условие перехода ума на ступень разума состоит в просвещении. История общества тем самым понимается как «природное», «всемирное умопросвещение».
Значение ума и воли в жизнедеятельности человека не равнозначно. Волевые усилия при отсутствии контроля над ними со стороны человека могут усложнить, «разладить» жизнь человека, свести ее лишь к удовлетворению низменных потребностей. Ум помогает воле сохранить разумность («мерность») в следовании «любочестию», «любоимению» (обогащению) и «плотиугодию» – основным и, по Татищеву, врожденным каналам удовлетворения человеком своих материальных и духовных потребностей. Таким образом, жизнь человека, все ее стороны и проявления, отношение его к самому себе, к другим людям и к Богу определяются разумной пользой. Она оформляется в правило «люби себя с разумом», т.е. в принцип разумного эгоизма. В формулировке Татищева он звучит следующим образом: «Какую любовь или от кого паче надеемся милость, помощь и добродеяние улучить, должен ему заимствованно от нас самих равное изъявить» (Там же. С. 22).
Сложнее было применить этот принцип по отношению к Богу. Но и здесь Татищев оказался последовательным. Заявление о том, что любовь к Богу должна определять настоящее и будущее благополучие человека, переносит решение богословских проблем в сферу земного. И здесь обнаруживается расхождение точки зрения В. Н. Татищева и господствующей тогда идеологии. Принцип разумного эгоизма требует разумного удовлетворения посюсторонних, земных потребностей человека. Разум же, как мы видели, определяет, какие из них, в какой пропорции приносят большую пользу. Человек разумный не может желать себе зла. Христианские догматы исходят из противоположных критериев поведения человека. Они признают только ту его деятельность, которая соответствует христианским заповедям, обеспечивающим счастье человека лишь в загробном мире.