Представляется адекватным проблеме содержания русской идеи вопрос о «загадке России»; о ней писал П. Я. Чаадаев в «Первом философическом письме» (1836) и Ф. И. Тютчев («Умом Россию не понять»). Г. П. Федотов (1886–1951) во многих своих работах искал ключ к разгадке России. «…Мы стоим опять, – писал он, – как и сто лет назад, перед загадкой России, властно требующей своего разрешения…»[247]
Эту «загадку» и ключ к ней Федотов искал в духовном складе русского народа и в религиозном смысле «русской идеи». Тайны русского духа открывались ему опосредованно, а именно через постижение жизни русских праведников, мучеников и святых, в судьбах которых он увидел тайну русского народа в целом, его национальную идею и нравственный идеал. «Верим, – писал он, – что каждый народ имеет свое собственное духовное призвание и, конечно, всего полнее оно осуществляется его религиозными гениями»[248].«Загадка России» занимала умы и сердца не только русских философов, но и русских писателей и поэтов. Чем объяснить интерес к этому вопросу, волновавшему умы и сердца мыслителей России?
Русская литература, будучи глубоко философичной, неразрывно связывала эту историко-психологическую тайну с судьбой России и, я бы сказал, со скрытым глубинным смыслом русской идеи. В самом деле, прошлое, настоящее и будущее России было и остается до конца невыясненным. Уверены ли мы, например, в том, что нам известны все великие тайны Киевской Руси, что мы обладаем достаточными историческими сведениями об эпохе Средневековья, о крутых поворотах в отношениях России и Золотой Орды? Можем ли мы спустя сотни лет определить мотивы деятельности Ивана IV, особенности его личности, личности Григория Распутина? Подобные вопросы могут касаться и времени, в котором мы живем, и времени, в котором будут жить следующие поколения. Тайны большевизма, ленинизма, сталинизма, трагедии Великой Отечественной войны и еще многие другие тайны в нашей исторической судьбе – огромное поле для раскрытия «загадок России». Тайне России посвятил свой труд современный исследователь М. В. Назаров[249]
.Продолжая тему, подчеркну, что психологический рычаг, которым эффективно оперирует наша литература, далеко не единственный. Суть этого рычага представляется как стержневая философско-художественная ориентация мыслителей России: русские философы и русские литераторы, писавшие о России, русской идее и русском народе, избегали традиционной апологетики и восторженных дифирамбов. Они пронизывали свои творения свойственным русской
Вот лишь некоторые примеры. В «Письме к П. Я. Чаадаеву» (19 октября 1836 г.) Пушкин писал, что он далеко не в восторге от того, что видит вокруг себя. «Как литератора – меня раздражают, как человека с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменять отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал»[250]
.«Общим фундаментом политического мировоззрения Пушкина, – писал С. Л. Франк (1877–1950), – было национально-патриотическое умонастроение, оформленное как государственное сознание…Пушкин был одним из тех… людей, который остался верен идеалам своей. юности – идеалом поколения, в начале жизни пережившего патриотическое возбуждение 18121815 годов»[251]
.Весьма характерно еще одно воспоминание С. Л. Франка: «В 1832 г. Пушкин выразился. что он принадлежит к "озлобленным людям, не любящим Россию"…»[252]
Это свое заявление Пушкин прояснил в знаменитой «Деревне» (1819). Он не просто приветствует «пустынный уголок, приют спокойствия, трудов и вдохновенья», но обращается к России с любовью и верой в нее, а свою озлобленность адресует реальным враждебным силам России. Точнее, это то самое сочетание любви к России и осознание ее тяжких грехов, о чем речь шла выше: