С середины следующей недели — 14/27 декабря — восстание начало гаснуть не вследствие победы царских войск, — такой победой не хвастался даже Дубасов, — а по причине истощения сил восставшие во-первых, и бесцельности дальнейшей борьбы, во-вторых. Количество боеприпасов в руках дружинников естественно было ничтожно, — на каждую штуку имевшегося в их руках сборного оружия имелось несколько десятков, самое большое сотня-другая патронов: для скорострельного да еще полуавтоматического оружия, рассчитанного на 20—40 выстрелов в минуту, этого едва хватило бы на один серьезный бой. Если дружинники продержались с такими запасами пять-шесть дней, это возможно было только при строжайшей экономии зарядов, которая сама по себе свидетельствовала об очень большой сознательности и не меньшей выдержки сражавшихся. Наша Красная армия не имеет никаких оснований стыдиться своего далекого предшественника — «дружин» 1905 г. Но при какой угодно экономии когда-нибудь должен был быть выпущен последний патрон. В то же время выяснилось, что центральный «Порт-Артур» неприступен и становится все неприступнее с каждым днем; что в Петербурге никакого восстания и даже всеобщей забастовки нет, — на московских улицах продавались петербургские черносотенные газеты, выходившие как ни в чем не бывало; что утверждение, слышавшееся на заседании Московского совета в декабре, — «вся страна охвачена восстанием» — слишком опрометчиво предвосхищало факты и что Москва со своими баррикадами оставалась в Центральной России почти одинокой. Меньшевики ликовали открыто. 15/28 декабря по их настоянию был созван пленум Московского совета — весьма неполный. На другой день, 16/29-го, вышел листок, вместо номера «Известий», в заголовке которого стояло: «Исполнительный комитет Московского совета рабочих депутатов, комитет и группы Российской социал-демократической рабочей партии и комитет партии социал-революционеров постановили: с понедельника 19 декабря всеобщую политическую стачку прекратить». Следовавшее за этим воззвание приводило две причины неудачи: «Во-первых, деятельная борьба московских рабочих не совпала с таким же решительным выступлением рабочего народа в других городах России. Во-вторых, наши братья-солдаты еще не дошли до такой степени понимания и решимости, чтобы сразу перейти на сторону народа, борющегося за освобождение России».
Воззвание ничего не говорило о прекращении