Русская история. В самом сжатом очерке

Опасения Трепова за «порядок и спокойствие» оправдались лишь в самой незначительной степени. От ареста Петербургского совета рабочих депутатов было гораздо более звучное эхо, чем от разгона I Думы. В Свеаборге и Кронштадте вспыхнули военные восстания, но правительство было к ним подготовлено и подавило их с гораздо меньшим трудом, чем севастопольское в ноябре 1905 г. Крестьянство ответило волнениями довольно крупного масштаба, — особенно велико было движение в Ставропольской губернии, депутату которой Онипко грозила смертная казнь за участие в кронштадтском восстании. Но и это отнюдь не было страшнее того, что правительство видало и раньше. Пролетариат, бойкотировавший Думу, напомнил однакоже торжествующему самодержавию о своем существовании попыткой всеобщей забастовки. Москва и Питер забастовали довольно дружно, но и для самих забастовавших это была чистая демонстрация, не добивавшаяся никаких конкретных целей. Наиболее жалким был ответ героев разогнанной Думы — кадетов. Собравшись в Выборге, за финляндской границей, они выпустили еще одно «воззвание к народу». Охарактеризовать его смысл и значение всего лучше подлинными словами их лидера:

«Выборгский манифест, о котором наговорено столько нелепостей, был минимумом того, что можно было сделать, чтобы дать выход общему настроению. Для членов «Партии народной свободы» это была попытка предотвратить вооруженное столкновение на улицах Петрограда, заведомо осужденное на неудачу, и дать общему негодованию форму выражения, которая не противоречила бы конституционализму, стоя на самой грани между законным сопротивлением нарушителям конституции и революцией. Пример такого сопротивления в Венгрии из-за конфликта по вопросам народного образования был налицо.

Согласившись с левым крылом Думы на совместное конституционное выступление в Выборге, конституционные элементы тотчас же после Выборга, на совещании в Териоках, отвергли революционные выступления, как и последовавшие затем восстания в Кронштадте, Свеаборге и т. д.

Самое приглашение народу — не платить податей и не давать солдат — имело условное значение, в случае если не будут назначены выборы в новую Государственную думу, — и применение этих мер начиналось не немедленно, а по выяснении настроений в народе и не раньше осеннего призыва. Таким образом в сущности выборгское воззвание осталось политической манифестацией и мерой на крайний случай, который не наступил, ибо выборы во II Думу были назначены»⁹⁵.

Эти строки написаны Милюковым в 1921 г., когда у него не могло быть решительно никаких поводов скрывать свою революционность 1906 г., — наоборот, были все основания ее еще увеличивать. Ведь он теперь лидер левого, «республиканского» крыла кадетов. Но на этот раз добросовестный историк одолел в нем политика, и он не смог скрыть, что даже и единственное «революционное» воззвание кадетов преследовало контрреволюционные цели.

Политическая роль буржуазной интеллигенции казалась сыгранной навсегда. Начиналась крутая дворянская реакция, но она работала уже не на себя: она расчищала дорогу реакции буржуазной. Анализируя социальный смысл «столыпинщины», мы увидим, что игра отнюдь не была в чистый проигрыш, несмотря на поражение кадетов.

Глава IX. Революция 1905 г. на окраинах

Империя «Романовых», как всем известно, не была национальным целым: как и все государства, опиравшиеся на торговый капитал, она объединила под одной властью самые разнообразные по происхождению народы, имевшие несчастье жить около торговых путей, необходимых русскому торговому капиталу прямо или косвенно. Обитатели восточных берегов — Балтийского, северных и восточных — Черного, западных — Каспийского морей, племена, населявшие бассейны Вислы, Немана, Западной Двины, Днестра или Прута, люди, говорившие на языках, совершенно чуждых не только русскому, но и друг другу, грузины и поляки, финляндцы и крымские татары, латыши и киргизы, — все состояли подданными русского царя и — за немногими исключениями — на совершенно одинаковых политических условиях, т. е. без всяких прав по отношению к центральной власти, которая считала себя русской, хотя последние — с середины XVIII в. — носители ее были чистокровные немцы по происхождению.

Этот факт настолько бросался в глаза, что его сознавали даже наиболее умные слуги последних российских самодержцев. Витте писал в своих записках (около 1910 г.): «Вся ошибка нашей многодесятилетней политики — это то, что мы до сих пор еще не сознали, что со времени Петра Великого и Екатерины Великой нет России, а есть Российская империя. Когда около 35% населения инородцев (а русские разделяются на великороссов, малороссов и белоруссов), то невозможно в XIX и XX вв. вести политику, игнорируя этот исторический, капитальной важности, факт, игнорируя национальные свойства других национальностей, вошедших в Российскую империю, — их религию, их язык и пр.».