Русская история. В самом сжатом очерке

Польское революционное движение, как движение рабочее, долго считалось старше русского, — пока оставались в тени наши политические организации 70-х годов (Южно-русский и Северно-русский рабочие союзы), польская партия «Пролетариат» (80-е годы) казалась предшественницей русской социал-демократии. Теперь мы знаем, что оба движения ровесники, но развивалось польское рабочее движение благодаря более европейскому типу, польской промышленности и близости к движению западноевропейскому быстрее русского. Эта большая быстрота развития хорошо сказалась в таком например факте: 1 мая 1891 г. варшавские рабочие отметили уличными манифестациями, тогда как у петербургских хватило сил только на весьма конспиративное собрание в сотню человек. В то время как в Петербурге в начале 1905 г. великий князь Владимир ружейными залпами загонял в революцию рабочих, шедших с челобитной к царю, Варшава была уже охвачена ярким политическим движением, и на расстрел 9 января варшавский пролетариат ответил дружной забастовкой и уличными манифестациями, которые кончились расстрелом, уступавшим только петербургскому. До октября 1907 г. Варшава четыре раза видела всеобщую забастовку, и всякий раз волны революционного движения поднимались так высоко, что царская администрация справлялась с ним только при помощи открытой силы.

К сожалению с этой стороны именно в Польше у царской администрации были большие преимущества. Как пограничная область Польша была наполнена войсками. При этом царское правительство очень остерегалось пополнять их новобранцами из местного населения. Новобранцев-поляков посылали служить куда угодно — в Сибирь, на Кавказ, но только в Польше не оставляли; офицеры-поляки тоже не имели права служить у себя на родине. Стоявшие в Польше русские полки пополнялись великороссами, украинцами, татарами, много было казаков, а гарнизон собственно Варшавы по своему социальному составу был очень близок к петербургскому: в Варшаве стояла часть царской гвардии. Движения, возникавшие в войсках, и здесь обыкновенно не были связаны с местными революционными организациями и оставались совершенно чужды польской революции.

Последняя, по всей исторической обстановке, неизбежно должна была носить — и носила действительно — отпечаток, резко выделявший ее из русского революционного движения: в Польше для всех мелкобуржуазных революционных групп и для значительной доли пролетариата на первом месте стояли национальные лозунги, прежде всего лозунг освобождения Польши от русского господства. И в Польше была интернационалистическая рабочая организация — «Социал-демократия Польши и Литвы» (в сокращении ПСД), но влияние на рабочих у нее оспаривала «Польская партия социалистическая» (сокращенно ППС), а среди мелкой буржуазии последняя господствовала безраздельно. Для «пепеэсовцев», фактических создателей теперешней буржуазной Польши, изгнание «москалей» стояло на первом плане. Их влияние было тем серьезнее, что Польша, в отличие от России, имела мощный слой городской мелкой буржуазии, на котором держалось восстание 1863 г. и который своей идеологией заражал и близкие к нему слои польских рабочих. Когда революция потерпела неудачу, национализм был последним, что осталось от нее у польского мещанина, и он откачнулся в сторону своеобразного польского «октябризма», партии народных демократов (в просторечии — «эндеки»), у которых сочеталась лютая ненависть к социализму с лозунгом независимости Польши и с антисемитизмом⁹⁶.

Внешняя обстановка, среди которой приходилось бороться польским революционным партиям, была несравненно труднее русской. Польша почти не выходила из «военного положения». Казни без суда, которые Центральная Россия видела только в декабре 1905 г., здесь были обычным явлением, и варшавский генерал-губернатор доказывал даже, что он имеет на это «право». Тот же генерал-губернатор, когда возникал вопрос о снятии военного положения, заявлю, что тогда ему ничего не остается, как подать в отставку, так он к этому «положению» привык. Варшавская охранка по части пыток славилась на всю «империю», — первое место у нее оспаривать могла только рижская.